Так виделось со стороны, но сам Василий Иванович с великим сожалением переживал крах своей надежды, своей золотой мечты, и вынужден был круто изменить важное для России решение - решение о престолонаследии. И сделав это, царь позвал князя Андрея.
- Я знаю, что ты, если не вслух, так в душе упрекаешь меня за назначение Дмитрия главным воеводой походной рати. Скажу откровенно: справедливо осуждаешь. Однако мною руководила благая цель - забота о будущем отечества. Знал бы ты о ней, иначе бы мыслил.
- Что мешает тебе рассказать?
- Теперь вот - ничего. Потому и позвал. На долгий разговор. На откровенный. Братский, - произнес задумчиво Василий Иванович и умолк, словно никак не насмеливается произнести важное слово. Не играть же, однако, в молчанку бесконечно?
- Ты знаешь, братишка, что Соломония, царица, бесплодна, - заговорил он в конце концов, - вот и гложет меня неотступно мысль: кому передавать трон, кто станет наследником. Не озабочусь я о наследнике из Даниловичей, кто-то другой ветви Владимировичей захватит власть. Царствованию Даниловичей наступит конец.
- Постриги в монахини царицу, получив благословение митрополита. Женишься вторым браком. Родишь сына. Не старик же ты.
- Легко советовать. Легко идти и по проторенной Дорожке. Но не могу пересилить себя. Люба мне царица Соломония. Язык не повернется повелеть постричь ее. Но ты погоди, не перебивай. Дай высказаться до конца, потом спросишь, если не ясно что. Или скажешь свое слово.
Снова наступила долгая пауза.
- Хотел я, - вздохнув, продолжил государь, - продлить царствование нашего рода так: дозволить жениться брату Дмитрию и сына его объявить наследником престола. Как поступил в свое время наш отец Иван Великий. При своей жизни объявил бы сына Дмитрия царем и ни при каких обстоятельствах не изменил бы своего решения. Вот и испытывал Дмитрия, давая ему важные поручения. Державные. Увы, с устройством оборонительной линии от Казани он не совладал. Вернее, не ударил палец о палец, перевалив все на тебя и Хабара-Симского. Подумал тогда я: слаба для него ноша, не по его плечу, вот он и не усердствовал. Доверил я ему поход. А вышло что? Опозорился донельзя сам и опозорил весь наш род, всю нашу семью. Князья Курбский, Ростовский, Федор Бельский не укрыли от меня его бездумное самовольство, о тебе же с Хабаром-Симским отозвались только добрым словом. Разумными действиями спасли вы едва ли ни треть рати. Поразмышлявши над этим, оценив все твое прежнее разумное старание в угоду державе, я решил: твоего сына назвать наследником. Невесту я тебе уже выбрал[103]. Не знаю, пригожа ли? Говорят: статная и в то же время сытая. Свахи утверждают, что озорница и частошажная. Они, думаю, лукавить не станут, опасаясь моей крутой руки. Впрочем, все это - мелочи, не имеющие важности. Важен род. Княжна юная из древа Даниловичей по крови, не коренной ветви, но все же. Как ты на это смотришь?
Буря бушевала в душе Андрея Старицкого: «Признан! Выпрыгнул из последышей! Выпрыгнул! Не с помощью ли Михаила Глинского?!»
Но время ли размышлять об этом? Радужная картина семейного счастья во всей полноте предстала перед ним. Впору в пляс пускаться, кричать во всю ивановскую. Только пристойно ли такое? Ответил смиренно, склонив голову:
- Весьма благодарен, государь. Но ведь есть еще старший после тебя - Юрий. Отчего о нем ни слова?
- Скажу, надеясь, что останется между нами в полной тайне: Юрий намерился бежать к Сигизмунду.
Обижен, что отец не наделил его уделом княжеским самовластным, только присяжным, как и ты. А я, видишь, не исправил несправедливость. Но разве это несправедливо, когда единое государство, единая власть? Ответь: вполне возможно, у вас с Дмитрием тоже такая обида имеется, особенно у князя Дмитрия, оттого, считаю, не радеет за интересы отчины. И все же он не готовил, как я знаю, и не готовит ковы, как Юрий. Тот не единожды требовал полновластного княжения, беспошлинного к тому же и с правом сношения с закордонными правителями, требовал изменить завещанное отцом, оделить землями, чтобы сложилось у него цельное и крупное княжество. Требовал Юрий права самовластного суда и права сбора пошлин. Без каких-либо обязательств перед Москвой. Но самое гнусное: хотел он, чтобы я дал ему право самовольно решать, слать ли под мою руку ратников или нет. Похоже, смута зреет.
- Верно. Кое в чем я подозревал Юрия. Пытался вразумить его, но он, как я понял, не открываясь мне ни в чем, мимо ушей пустил мое слово. Жаль, забыл брат заветы отца, мудрые заветы.
- Мне тоже жаль. Если он, однако, подастся в Польшу, перехвачу и очень круто обойдусь с ним, не как с братом. Поступлю как самодержец - в интересах державы, в интересах народа российского. Хватит лить кровушку друг дружке. Вдосталь жертв в сечах с алчными соседями.
- Вижу в этом разумность и нужность, поддерживаю тебя.
- Верно. Вернемся, однако же, к твоей женитьбе. Ефросиния[104], будущая жена твоя, как я уже сказал, из Древа рода Даниловичей. Минует месяца полтора-два, Уляжется горе в семьях ратников, сложивших головы под Казанью по вине Дмитрия и в какой-то мере и по вашей вине, тогда и сыграем свадьбу. А дальше? Дальше - Псков. Заканчивать нужно с его вольницей. Не то, конечно, каким был Великий Новгород, вроде бы послушная, а все же вольница - есть вольница. Не люб, видите ли, им мой наместник, а он за ружан и аланов вступается. Ну, да ладно, обо всем этом ближе к поездке поговорим, а то и во время самой поездки. Сейчас скажу лишь об одной причине, ради которой нужно покончить с вольницей Пскова, - выделение рати. Да, я не оговорился, - увидев вопрос на лице брата, подтвердил царь. - Сейчас как? Собирается вече и решает, стоит ли готовить рать под руку царя всероссийского, а если стоит, то каким числом. Допустимо ли подобное в единой державе? Короче говоря, поеду суд вершить, а ты - со мной. Князь Михаил Глинский тоже отправится с нами. Мастак он улавливать всякие лукавства. Разумеется, и думных бояр возьму. Но опора моя на тебя и Глинского.
Без одобрения отнесся князь Андрей к услышанному о Пскове. Жил, живет и будет впредь жить этот город в лоне России, даже не помышляя об отделении. Важно ли, что имеет он что-то свое, древнее, веками лелеянное? Пусть его. Да и в споре ли горожан с наместником дело? Спор можно разрешить, призвав спорящих в Москву. И не в особом праве вече выделять войско - ни разу вече не строптивилось, давало сколько нужно. Тут что-то иное, более важное.
Царь Василий Иванович по погрустневшему лицу брата догадался, что тот сомневается в нужности крутых мер к Пскову, поэтому решил открыть всю правду:
- Тебя еще на свете не было, когда при отце нашем началась смута: братья против единовластия ополчились. Так вот Псков, к которому они обратились за поддержкой, хотя и не выделил им рати и не принял их как своих правителей, но все же Приютил. На малое время, но приютил. Едва не закончилось походом и междоусобной сечей. Одумались псковитяне, проводили братьев Ивана Великого за ворота. Но разве даже такую малую измену можно сбрасывать со счета? Брат наш Юрий вполне может приручить к себе Псков. Попытки такие он делает. И тогда не в Польшу побежит, а Псков возьмет под свою руку, а тут и Великий Новгород может встрепенуться. Круто тогда все изменится. Вот что меня страшит. Я обязан, как царь всей России, предугадывать события и предотвращать неурядицы. Ради этого и еду в Псков - за единовластием во всей России. Во всей! Ради этого беру тебя и князя Михаила Глинского в соратники.
- Даю слово, не отступлюсь от тебя.
- Вот и ладно. Давай подумаем о выборе.
- Ты хочешь все устроить по великокняжескому обряду, по царскому?
- Да, но при одном условии. Соберем сотни две девиц для смотрин, но я укажу тебе, где будет стоять Ефросиния. Если она тебе очень уж не понравится, то из остальных никого не выбирай. Повторим все, когда я сделаю вторично свой выбор. Пойми, не прихоти ради твоя подневольность, а для державы, ради наследника. Он должен быть достойным короны царской и нашего славного рода. Сам знаешь, коль у древа гнилые корни, какой толк от плода его?
[103] «Невесту я тебе уже выбрал». - Только после рождения сына Ивана Василий III разрешил жениться своему брату Андрею.
[104] Хованская Ефросиния Андреевна (1516-1569) - дочь князя А. Ф. Хованского, с 1533 г. жена Андрея Старицкого. В 1553 г. во время болезни Ивана IV активно участвовала в выступлениях бояр за признание наследником ее сына Владимира. В 1561 г. была насильно пострижена в монахини и сослана в основанную ею Горицкую Воскресенскую обитель. Иван Грозный считал тетку душой всех заговоров против него. Она была отравлена угарным газом по дороге в Александровскую слободу.