Василий Иванович сделал для себя определенный вывод, которым и поделился с Андреем:
- Ты был прав. Замкнулся крамольник, увидя нас. Но, думаю, что это даже лучше. Признайся он, мне надлежало бы принять меры, а разве я могу казнить родного брата? Нет. Братоубийцей не прослыву. Да и оковывать сподручно ли? А вот выслать Юрия вышлю. Как и собирался. Сразу же после свадьбы.
- А если крамольник перед тобой показал норов? Вдруг Юрий не виновен? Мало ли еще кто мог послать засаду. Тот же святоша Вассиан. Или Курбский. А может, кто из Верхнеокских князей?
- Не будем гадать. Махнем рукой. Соломония в монастыре, митрополит благословил на вторую женитьбу, станем готовиться к свадьбе.
- Как скоро она?
- Через неделю пошлю свататься.
- Не перегодить ли два-три месяца для приличия?
- Рад бы, но душа горит. Стоит она, княжна милая, перед глазами. Наваждение греховное, понимаю, но ничего поделать не могу. К тому же первый шаг сделан, чего же со вторым медлить?
Пришлось, однако, по совершенно непредвиденным обстоятельства помедлить. Князь Василий Стародубский прислал царю донос на соседа своего Василия Шемякина-Северского, будто тот не только высказывается против женитьбы государя на княжне Елене Глинской, но и сносится с королем польским, обещая перейти к нему со своей вотчиной. Тут уж, как говорится, не до жиру: переметнись Василий Шемякин к Сигизмунду, тот без каких-либо усилий вклинится в Северские земли, с таким трудом возвращенные России, придется тогда основательно работать локтями, а скорее всего, вновь браться за мечи, уповая на доблесть ратников и умение воевод. Литва тоже не станет сидеть сложа руки, тамошние воеводы не из последнего десятка. Сигизмунд к тому же вполне сможет подкупить крымцев, которые так и норовят сбегать в грабительский поход на богатые соседские земли. Вот такой вот расклад может получиться, переметнись Шемякин к Сигизмунду.
Вроде бы честно служил отечеству своему князь Василий Шемякин, и царь, оказывая ему милость, дал в вотчинное владение Путивль. Вполне можно было бы полученное известие расценить как навет, если б не шла речь о Шемякине, внуке того самого князя Дмитрия Шемякина, который не на жизнь, а насмерть боролся за трон московский с великим князем Василием Темным[133]. Правда, принято считать так: кто старое помянет, тому глаз вон. Да и виновен ли внук за дела деда своего? Однако князь Василий Шемякин не прочь самолично, как полновластный удельный князь, судить-рядить в Путивле, полученном из рук царя. Судил даже за то, что подсудно только царю и Думе. Василий Иванович, не единожды выговаривал ему, но не карал за самовольство, ибо князь весьма умело отбивался как от Литвы и Польши, так и от татар. Тут уж серчай не серчай, а без ласкового слова не обойдешься.
«Может, задрал нос. Возомнил, что Бога за бороду схватил? - рассуждал Василий Иванович. - Имея под рукой крупную дружину да еще несколько тысяч детей боярских, силу почувствовал? Не вскружилась ли голова от ратных побед? »
Поразмышляв день-другой над доносом, царь решил провести розыск. Позвал Андрея Старицкого.
- Донос я на князя Василия Шемякина получил. Поначалу думал отмахнуться, но, прикинув, определил: нет. Не пора ли повыдергать маховые перья у заносчивого князя? Если хотя бы доля правды в доносе есть, стало быть, князь Шемякин нацелился на полную самостоятельность. Решил, стало быть, отложиться[134] от Москвы и от России. Вольной воли захотел. Может поэтому так обернуться дело, что без усобицы не обойтись. А нужно ли нам, особенно сейчас, подобное? Не лучше ли упредить?
- Без всяких сомнений - лучше, - ответил князь Андрей.
- Похоже, не одобряешь? - почувствовав неуверенность в его голосе, спросил царь.
- Как тебе ответить? Одобряю, конечно. Только, думаю, полагаться слепо на донос вряд ли стоит. А розыск тоже розыску рознь. Если дознаваться с помощью палачей, один получишь ответ, если в делах разбираться, совсем, может статься, иное проглянет. Придется тебе тогда князя Стародубского опаливать. За клевету.
- Дело говоришь. Я приму твой совет. С малой поправкой: поедешь в Стародуб и Путивль ты. Попробуй докопаться до истины или хотя бы приблизиться к ней. После чего привезешь князей в Москву на мой суд. Как? Устраивает?
- Безусловно.
- А я дождусь тебя, не играя свадьбы. Как воротишься, так и обвенчаюсь.
- Спасибо.
Князь Андрей благодарил брата за то, что тот отложил свадьбу до его возвращения, иначе отъезд его перед венчанием выглядел бы как опала, однако само поручение никак не ложилось ему на душу. Не первый скандал между двумя Василиями: Шемякиным и Стародубским. Лет пять назад поступило сразу два доноса на Шемякина, и он, узнав о них, прислал незамедлительно письмо царю Василию Ивановичу с клятвенным заверением, что ни в чем не виновен, а вслед за письмом прискакал в Москву сам, просить суда царского и митрополитова. Тогда князь полностью оправдался. По воле царя и митрополита ему выдали одного доносчика (слугу князя Пронского), второго же слугу (слугу князя Стародубского) сочли безвинным.
«Стало быть, имелась доля истины в его доносе, - размышлял Андрей Старицкий. - Есть, наверное, правдивость и в доносе самого князя Стародубского».
Пока это - простая догадка. Ее предстоит либо подтвердить, либо опровергнуть. Трудно и то, и другое.
Смущало Андрея Ивановича и то, что в прошлый раз Василий Шемякин мигом сам прискакал в Москву, представ пред очи государя и митрополита, теперь же ни письма не шлет, ни сам не желает появляться. Похоже, упрятал голову под крыло, ничего будто бы не видит и не слышит. А может, и впрямь высоко нос задрал? Слишком высоко. Не замаран ли хвост?
Если положить руку на сердце, Андрею Старицкому никак не хотелось стать соучастником опалы храброго воеводы, волевого князя, но и лукавить при выяснении истины он тоже не мог. Не только ради торжества брата-царя, но и ради своего сына, которому нужен ли трон, обремененный междоусобицей?
Слишком долго князю Андрею задерживаться в Стародубе и Путивле не пришлось, главное узнано: королю Сигизмунду Василий Шемякин действительно писал, что, кстати говоря, и сам он не отрицал.
- Я его предупредил, - утверждал князь Шемякин, - что, если не прекратит он оплачивать крымцам их походы на русские земли, особенно Северские, будет иметь дело со мной!
Невероятное самовольство, непростительное. Князь удельный взял на себя то, что подвластно только одному царю. И все же не ради себя, а ради спокойствия отчизны, ради тишины на русской земле поступил так. Вот тут и ломай голову: винить или возносить князя?
- Мое слово не может быть окончательным, - как бы извинился Андрей Старицкий перед смелым и решительным князем, - без слова государя не обойтись.
- Стало быть, в Москву?! А там лучший исход - колодки! Думаю, не без ведома Василия Ивановича Стародубский послал на меня навет, тот за полусотню четей[135]перелога[136], которые считает своими, давно грозился уморить меня!
- Не кощунствуй, - осадил Шемякина Андрей Старицкий. - Брат мой никогда не играет в прятки. Он честно рассудит вас со Стародубским, а за письмо Сигизмунду либо взыщет, либо скажет милостивое слово, как сказал Хабару-Симскому за его самовольство в угоду державе.
- Сомневаюсь. Но делать нечего. Я понимаю, ты, князь, послан братом твоим за мною. Вези.
- И снова ты не прав. Я послан разрешить ваш спор, а заодно узнать, истина ли в доносе или навет. А твоя самовольная связь с Сигизмундом мною не может быть ни осуждена, ни оправдана. Я не желаю самовольничать и брать выше царя. Только поэтому говорю: едем в Москву.
- Гонец послан?
- Да.
- Стало быть, не избежать знатной встречи.
- Такая, какую мы с тобой заслужили.
Князь Василий Шемякин был твердо уверен, что его сразу же препроводят на Казенный двор, не сомневался в этом и князь Андрей, знавший, как ревниво оберегает брат свое единовластие; но, к удивлению обоих, государь самолично встретил Василия Шемякина и вполне радушно. Расспросив о делах в вотчине, о том, какие слухи доходят из Крыма, Польши и Литвы, пригласил в малую трапезную:
[133] «…Дмитрия Шемяки, который… боролся… с Василием Темным». - Дмитрий Шемяка, внук Дмитрия Донского, в 1433 г. разбил полки Василия II, в 1446 г. ослепил его в отместку за ослепление брата, и захватил великокняжеский стол. Не получив поддержки населения, он вынужден был бежать. Согласно летописи, отравлен.