- Елена-царица первую ночь молчала, вторую и третью - тоже. Потом попросила освободить ее любимого дядю. Очень я хотел ей угодить, но удержался, чтоб не возомнила, что за ее ласки я ей во всем стану потакать. Если, значит, бороду сбрил, то и в дела державные стану ее пускать. Не пройдет такое. Но главное все же не в этом. Я тебе сказывал, что пожалует к нам посольство от императора. Барон Сигизмунд Герберштейн возглавляет его. Теперь он, уже должно быть, у короля Сигизмунда, от короля - ко мне. Предвижу, о чем поведет речь. О мире с Польшей и Литвой. А чтобы стал этот мир вечным и крепким, мне нужно отдать им все, что мы у них отбили. Отдать отчины и дедины наши. Это - первое. Второе: науськивать станет меня на Османию. Ну, и другие какие-нибудь мелочи. Скажи, смогу ли я исполнить все это? Конечно же, нет. Ни городов не верну, не поддамся императору, которому хочется загребать жар чужими руками. Но совсем рассориться с ним я не намереваюсь, вот и исполню одну его просьбу, которая непременно последует: выпущу князя Михаила Глинского ради угоды императору, ради дружбы с ним.
- А если барон передаст просьбу отпустить Михаила Глинского из России?
- Нет и нет. Верну ему все прежние чины и прежние вотчины, на этом - довольно.
Помолчали. Василий Иванович, тяжело вздохнув, сообщил:
- Сегодня в ночь отсылаю Юрия из Москвы. Сомневался прежде, нужны ли столь строгие меры, но его выходка прилюдная перечеркнула все сомнения. Жаль его как брата, но я не вправе закрывать глаза на смутьянство, даже родного брата, ибо дурной пример заразителен.
Долго они еще беседовали с глазу на глаз и напоследок Василий Иванович повелел:
- Ты объединись с дьяком Посольского приказа, готовясь к встрече с бароном Герберштейном. Тебе стать во главе переговорщиков с ним от моего имени. Подбери себе в помощники нескольких думских бояр. Чтоб внушительно.
- Не дозволишь с князем Глинским повидаться? Он многое подскажет. Чтоб перед бароном не опростоволоситься.
- Разрешить не могу, но на тайную встречу закрою глаза.
- Спасибо, государь.
Андрей Старицкий не задержался с посещением Михаила Глинского. Дьяк Казенного двора поначалу было заартачился, но князь заговорщицки сообщил ему:
- Барона Герберштейна ждем. Не ударить бы в грязь лицом в переговорах с ним, лисой латынянской. А кто дела державные всей Европы знает лучше всех? Князь Глинский. Разговор с ним во многом пособит деликатному делу.
- Государь не дозволил с ним общения. Опалит меня.
- Загорожу, если что. Я все же ему брат, царю. Да и причина, ради чего иду на риск и тебя неволю на самовольство, внушительная.
Привыкший к неожиданностям в поступках государя дьяк Казенного двора понял, что речь идет не о простом самовольстве князя Андрея Ивановича, и милостиво согласился:
- Ладно. Сам провожу.
Михаил Глинский нисколько не удивился, увидев в своей опочивальне, как он именовал свой мрачный застенок, князя Андрея. Встал, звякнув цепями, и, поклонившись, приветствовал гостя:
- Здравствуй, князь любезный сердцу. С доброй ли вестью пожаловал в опочивальню мою?
- Здравствуй, Михаил Львович. Здравствуй, друг. Пришел за советом к тебе, - ответил Андрей Старицкий, словно не слышал вопросов Глинского.
Повисла небольшая пауза, и дьяк Казенного двора, поняв, что он здесь уже лишний, поклонившись, сказал:
- Я покидаю вас. Беседуйте.
Когда утихли его гулкие шаги, Андрей Старицкий заговорил:
- Что Василий Иванович тебя, князь, выпустит и вернет все прежнее: и чины, и города, мне доподлинно из его уст известно.
- Отчего же, отпустив многих по случаю свадьбы, оставил без внимания меня?
- Именно по этому поводу я и пришел к тебе. Якобы тайно. Василий Иванович был извещен незадолго до свадьбы, что к нам послан барон Сигизмунд Герберштейн от императора. Вначале он побывает у короля польского, оттуда - к нам. Наверняка станет просить за тебя. Как и прежде, когда он приезжал с письмом от папы, от императора и короля испанского Карла[138]. Теперь Карл считается первым наследником Максимилиана, а он, уверен, о тебе не забывает. Герберштейн обязательно попросит тебя освободить.
- Стало быть, я нужен как уступка, чтобы, значит, не совсем обидеть императора, если все его требования окажутся неприемлемыми.
- Да. Именно так, - подтвердил вывод Глинского князь. - Ты всегда зришь в корень.
- Да тут все ясней ясного. Но не ради одного этого ты уговорил брата своего пустить тебя ко мне? Тайно, - хмыкнул Глинский.
- Конечно. Мне предстоят переговоры с Герберштейном, а я не хочу оказаться задом в луже.
- Плохой я нынче советчик. Сколько лет взаперти без связи с миром, а в нем все бурлит, все меняется. Поотстал я основательно.
- На основе прошлого видится не только сегодняшнее, но и завтрашнее. Правильно я понимаю?
- Правильней не бывает. Что хочу сказать: следом за бароном Герберштейном можно ждать и посольство от Сигизмунда Казимировича. Я вполне уверен в этом. Предлагаю поступить так: подержать их в Москве, не принимая, ударить тем временем мощным кулаком по нескольким направлениям одновременно и неожиданно. Удача, думаю, не отвернется. Захватив несколько городов, можно звать послов Сигизмунда в тронный зал. Они - обозлены, вы - спокойны.
- Игра в кошки-мышки?
- Можно и так определить. Но слушай дальше. Король датский Христиан Второй[139], прозванный за свою свирепость Нероном Северным, на самом деле очень опасается Максимилиана, а еще сильнее - Карла, который, став императором, станет натравливать на Данию шведов. Вот и нужно бы Василию Ивановичу спешно посылать в Копенгаген сметливого и хитрого посла с предложением заключить договор со Швецией о совместной борьбе. Поверь мне, Христиан откликнется незамедлительно. И это уже хороший кукиш барону Герберштейну. Станешь его время от времени показывать на переговорах с ним.
- Спасибо. Великая подсказка.
- Не стоит благодарности словесной. Самая высшая благодарность - моя свобода.
- Расстараюсь. Все сделаю, от меня зависящее. И даже более того.
Теперь дальше. Посоветуй брату спешно обменяться посольствами с Орденом. Польша его теснит основательно. Еще Александр подминал рыцарей, пригребая к своим рукам города, им подвластные. Жмет во всю силу и Сигизмунд. Вот и протяните Ордену руку помощи.
- Но рыцари - враги наши, - прервал Глинского его гость. - Они точат зубы на многие наши земли, особенно на Псков.
- Любезный князь, никогда не бывает вечных друзей и вечных врагов. Есть обстоятельства. Есть интересы державные. Они главенствуют в выборе поступков. Обстоятельства - в отношении людей, интересы державные - в отношении государств. Изъявите добрую волю, и вы получите слабосильного, но имеющего поддержку многих королевских семей в Европе союзника.
- Очередной пример для меня державного мышления.
- Воспринимай как сочтешь нужным. И последнее. Запрятав во множество мелких вопросов, барон Герберштейн подсунет вам очень важный для императора, но вроде бы пустяшный для России вопрос: война с султаном турецким. Вот тут, князь, уши востро держи, не попадись на уловку хитрована. Я-то его хорошо знаю. Ты начни переговоры именно с этого. Ни в коем случае не верь разговору о том, что будто бы только начнет Россия войну, как ополчится следом вся Европа. По слову Герберштейна, она якобы встанет стеной против нашествия магометанского. Не попадись на крючок! Я говорил прежде Василию Ивановичу о стремлении Максимилиана ослабить Турцию, а заодно и Россию, втянув ее в долгую и кровавую войну. Уверен: ничего не изменилось и сегодня. Что тебе противопоставить? Постарайся убедить, что Россия уже давно воюет с мусульманами. И не только словесно. Попроси Разрядный приказ перечислить набеги и походы крымцев и ордынцев, к примеру, лет за пятнадцать, а Посольский приказ пусть подготовит отчет, с приложением свидетельств письменных, о том, как Польша и Литва подкупают крымцев, чтобы они разоряли русские земли. Вот тогда ты окажешься в выгодном положении, сможешь отмести все многочисленные доводы барона.