- Пусть войдет.
- Крупной ратью осадил крепость Острожский. Вместе с Литвой и ляхами наемники богемские и немецкие. Более дюжины осадных пушек, - сообщил гонец.
- Спасибо за старание, - поблагодарил его Василий Иванович. - Оставайся до времени в моем полку.
Обождав, пока гонец покинет палату, Василий Иванович заявил твердо:
- Послов Сигизмундовых разместить в Дорогомилове. Барону Герберштейну разъяснить: как можно вести разговор о мире, если король, отрядив послов, двинул на нашу землю крупную рать? Какие могут вестись речи с коварным лицемером?
Дьяк Посольского приказа поспешил исполнить волю государя, а Василий Иванович заговорил о делах ратных.
Доклад дьяка Разрядного приказа успокаивающий: отряд в Опочке уже силен парами полков добрых мечебитцев, припасов съестных завезено месяца на три с лишним, огнезапаса - море. Наместник Салтыков - муж храбрый и в ратных делах сведущий, к тому же знает, как важно удержать крепость хотя бы неделю. В Великие Луки к воеводе Ростовскому и в Вязьму к воеводе Василию Шуйскому уже ускакали гонцы с повелением готовить полки к походу, чтобы без промедления и быстрым ходом идти к Опочке по слову государя.
- Сегодня же я пошлю гонцов со своим приказом, - решил царь и указал дьяку: - Ты повели, чтоб двигались рысью да галопом, а не шажком. Опочка-то с худыми стенами.
- Верно, стены не ахти, но ратники добрые…
- Мед бы пить твоими устами.
Дьяк Разрядного приказа был уверен, что Опочка выстоит ту неделю, какая потребуется, чтобы подойти полками из Великих Лук и Вязьмы на помощь осажденной крепости. Уверенность его подтвердили дальнейшие события.
Вроде бы неожиданно подступил воевода польский Константин Острожский с довольно внушительной силой, костяком которой являлись не шляхтичи, а немецкие и богемские наемники, упрямые и злые в сечах. Крепких заслонов от возможных вылазок Острожский ставить не велел, чтобы не терять времени да и сил. Установили только стенобитные пушки и принялись бомбить стены с воротами.
Салтыков и воеводы полков довольны тем, что ляхи бьют только по стенам и воротам, а не по городу: ни потерь нет, ни пожаров. Однако на всякий случай все ратники, охранявшие крепость, разместились вплотную к стенам, а жителям велено было укрыться либо в подвалах, а если у кого их нет, тоже прижаться ближе к стенам. На каждом перекрестке Салтыков велел поставить по паре повозок с бочками, наполненными водой. В любой миг повозки могли отправиться к загоревшемуся дому, но, слава Богу, пока они стояли без дела.
- А не совершить ли вылазку ночью? - предложил один из полковых воевод наместнику. - Нагоним страху и попортим пушки.
Салтыков ответил не вдруг. Думал очень долго. Ответ же его прозвучал неожиданно для спросившего и для остальных воевод, и был он с ратной точки зрения совершенно неприемлемый:
- Заманчиво и попугать, и пушки попортить. Вылазка, однако, не принесет нам пользы, а вред мы получим, и очень существенный.
- Почему?
- А вы поразмыслите. Острожский бьет только по стенам и воротам, как я полагаю, считает, что в крепости, кроме воротниковой стражи, никого больше нет. Так? Так. Он не только как воевода думает, а поглядывает далеко вперед: продолбив пролом, его рать легко войдет в город, где ни один из жителей не пострадал, ни один дом не разрушен. Грабить он, скорее всего, запретит, надеясь легко добиться присяги королю Сигизмунду. А вот если мы покажем Острожскому свои силы, что последует? То-то.
- А что, разумно. Поднимут тогда пушки на туры, и от города одни щепки и угли останутся.
- Вот-вот. Потому и не нужна вылазка, от которой сейчас только вред.
Два дня содрогались стены Опочек. Вроде бы - городня, чего не пробить. Но городня только с виду хлипкая, а на самом деле весьма стойкая: кое-где ядрам все же удалось разломить первый ряд бревен, а дальше-то - валуны, ядра от них отплевываются, даже не доставая второго ряда. Если бы промежуток между рядами бревен был заполнен мелкими камнями или землей, успех мог бы оказаться более ощутимым для осаждающих, но валуны?! Их ядрами не стронешь с места. Тем более что крупноствольных пушек у ляхов не было. Лишь средние и малые. Пусть плюются, теряя ядра и порох.
Четвертые сутки без отдыха клюют ляшские пушки стены крепости. В двух местах, где валуны оказались не столь великими, уже оголились вторые стены. Еще день-два, и не миновать пролома. Наместник уже готовит свою рать для встречи врага, спешно делает оплотную дугу в местах ожидаемого скорого пролома. Бревен добротных, заранее припасенных, вполне достаточно для пары оплотов, а если окажется нужда в большем числе, придется разбирать дома. В первую голову - свои, в наместническом дворце. Одни конюшни и гридни дружинников не мало бревен дадут.
И всё же Василий Михайлович Салтыков надеялся, что до этого дело не дойдет: через день-другой должна будет подойти помощь, и может так случиться, что приступа вообще не будет.
Вот это напрасная надежда. Однако действительно спешить со штурмом Острожский не намеревался, уверенный в том, что осада Опочек для Московского князя совершенно неожиданна. Русский царь наверняка благодушен. Герберштейн привез ему слово мира, да и посольство короля Сигизмунда, выехавшее в Москву вслед за бароном, тоже внесет свою лепту: такого не бывает, чтобы одновременно и посольство и рать. Не случайно король Сигизмунд едва согласился на хитрость, как называл свое предложение воевода Острожский.
- Не хитрость, но - коварство, - твердил король с завидным упрямством.
- Победителей не судят, - сказал Острожский, чем и переломил упрямство короля.
Теперь Константин Острожский, считавший, что, пока царь Василий получит весть об осаде Опочек, пройдет не менее недели, был уверен, что к этому времени подвластное ему войско без капли крови войдет в крепость и, обождав дополнительные крупные силы, которые уже выслал ему в помощь Сигизмунд, пойдет дальше. Уже с огнем и мечом, сжигая и разоряя все на своем пути и не встречая существенного сопротивления еще долгое время. Острожский рассчитывал так: пока царь будет собирать свои полки, он тем временем вдоль берегов реки Великой пройдет далеко вперед, - войско его сможет даже достичь Великих Лук, - узнав же о появлении русских полков, быстрым ходом уйдет домой. А вот Опочка останется в руках короля Сигизмунда. Это ли не удача для малого похода?
Сладость мечты, увы, оказалась не очень долгой. Она мгновенно пропала от ошеломляющей вести: перед заслоном, предусмотрительно выставленным верст на десять к востоку, появился передовой отряд русской рати. В короткой сече захвачен пленный, который показал под пыткой, будто идет к Опочке крупная русская рать.
Русские тоже пленили двух шляхтичей, и оба в один голос пугали:
- Нас только в заслоне без малого пятнадцать тысяч. Кишка тонка сбить заслон. А под Опочку король послал мощное войско вдобавок к тому, что там уже есть.
Можно верить, можно не верить, но воеводы Передового полка князь Федор Оболенский-Телепнев й славный прежними победами Лятский[141] отправили гонца князю Василию Шуйскому, сами же решили, обойдя заслон, напасть на него, не ожидая главных сил. В лоб же пустили всего-навсего одну тысячу, остальные одиннадцать тысяч пошли с боков и с тыла.
Задумка удалась. Заслон не только был смят, но и разгромлен наголову, а его жалкие остатки рассеялись по лесам.
Узнав об этом, Константин Острожский принял решение идти на приступ крепости. Есть уже три пролома, в них и направить ратников.
На рассвете взвилась бравурная музыка, сопровождаемая четким барабанным боем. Наемники, прикрыв себя щитами, шли твердой поступью плотными клиньями ко всем трем проломам; за наемниками с оголенными саблями и тесаками, но почти без щитов, шляхта. Поляки играли в безмерную храбрость, в презрение к смерти, пытаясь тем самым подчеркнуть свое родовое превосходство над низкородными русскими воями из городовой стражи.
У наместника и у воевод, присланных ему в помощь полков, все было готово к встрече ворогов. В проломах никого. Долго рядились, нужно ли выставлять ратников в самих проломах. Салтыков считал, что делать это необходимо, дабы не позволить нападающим дружно ударить, сбить их стройность, но, в конце концов, он уступил под нажимом разумности: чего ради ставить на явную погибель храбрецов? Пусть ляхи и наемники входят в проемы, где они окажутся в западне, как рыба в заездке. Вторые и третьи ряды станут напирать в спину первым, а те упрутся в стену, изогнутую подковой: бей со всех сторон из рушниц и малых затинных пищалей. Знатно получится.
[141] Лятский Иван Васильевич - окольничий, воевода. Участвовал в Литовской войне 1514-1519 гг. В 1532 г. попал в опалу, но был прощен. В 1534 г. второй воевода сторожевого полка в Коломне. Опасаясь новой опалы, бежал с сыном и князем С. Ф. Бельским в Литву, где погиб. На основании сообщенным Лятским материалов польский картограф Антоний Вид составил первую достаточно достоверную карту России.