Еще до рассвета государь был уже довольно далеко от Москвы, двигаясь по дороге на Волок Дамский. Он костил себя за верхоглядство и готов был на все, чтобы хоть как-то смягчить последствия коварного похода.
Вот так и получилось, что посольство, прибывшее из Кремля с дарами, пришлось хану Мухаммед-Гирею очень кстати. Его требование к царю, чтобы тот сам прибыл к нему на поклон или шертной грамотой признал себя данником Крыма, показалось князю Воротынскому и его спутникам неисполнимыми. Отправив гонца в Волок Ламский, посольство, видя отказ царя, готовилось к мучительной смерти. Вслух, однако, никто о страшном конце не говорил. Но эти тревоги и переживания оказались беспочвенными.
Царь Василий Иванович признал себя данником крымского хана, и Мухаммед-Гирей, довольный подарками, но особенно шертной грамотой, спокойно направил свои тумены и великие толпы пленников за Оку. Ему не было теперь нужды ограждать себя от возможных ударов русской рати: данники не бьют властелинов.
Под Рязанью Мухаммед-Гирей по просьбе казачьего атамана Дашковича[146] сделал остановку. Казакам, продавшимся татарам, было поручено охранять фланги крымского войска, поэтому они не слишком разжились грабежом, и Евстафий Дашкович выпросил у хана Рязань на разграбление.
- Три дня постою, - согласился Мухаммед-Гирей, - отдаю город только тебе, атаман, и твоим казакам. Мои тумены в Рязань не ступят.
- Премного благодарен. Казаки верной службой тебе, великий хан, заслужили столь щедрый подарок. Они оценят твою доброту и в будущем никогда тебе не изменят.
- Я верю в это.
Хан с атаманом делили шкуру неубитого медведя: воевода Рязани Хабар-Симский не открыл ворот города.
Гневу хана не было предела. Он готов был тут же приказать своим воинам идти на приступ города, но советники отговорили его.
- Тебе нужно сохранять нукеров, если хочешь побить астраханцев, - убеждал первый советник.
- Но рабы мои не подчиняются мне! - возмущался он.
- Воевода может не знать, что у тебя шертная грамота князя Московского Ивана. Пошли нойонов, пусть они покажут царскую грамоту.
Хабар-Симский не поддался на ханскую уловку. Он сразу же признал руку царева писаря, но нойонам заявил:
- Она может быть поддельной. У меня есть человек, знающий почерк писаря государя нашего. Я проверю грамоту и дам ответ.
Не успели нойоны ртов раскрыть, как шертная грамота была унесена, а самих нойонов вытеснили за ворота.
Город же стал готовиться к отражению штурма.
К счастью для рязанцев, да и для всей России, Мухаммед-Гирей получил весть о начале похода астраханцев и ночью увел тумены спасать свои улусы. Ему было не до шертной грамоты. Она осталась в руках умного и хитрого воеводы.
Вскоре Василий Иванович возвратился в Кремль. Он выделил изрядную сумму из своей казны для восстановления Москвы и собрал Думу, пригласив на нее дьяков всех приказов и более десятка воевод.
Нет, царь не признал своей вины в случившемся бедствии. Он не обвинил ни князя Дмитрия Бельского, ни брата своего Андрея Старицкого, а только возвел Хабара-Симского, спасителя Рязани и великокняжеской чести, в сан боярина думного и оковал князя Ивана Воротынского, которого обвинил не только в попытке погубить царев полк, но и в неумелых переговорах с крымским ханом.
У многих это вызвало по меньшей мере недоумение, но все бояре смолчали. Правда, князь Старицкий на следующий день попытался уговорить брата-царя не карать Ивана Воротынского, но получил отказ.
Расстроившись, Андрей Иванович даже не поехал на званый ужин к Хабару-Симскому, который утром на правах старого друга сам пожаловал к нему.
- Твое нежелание порадоваться со мной за боярство мое я как ни старался осмыслить, но так и не смог. Стыд за крутые меры к Ивану Воротынскому, за твою вину, за вину князя Дмитрия Бельского сдержал тебя или иное что?
- Ничего иного, друг мой, боярин Симский, в этом поступке нет. Я пытался возражать брату, но без пользы. Ничего он не желает слушать. Оковал же Василий Иванович безвинного князя, как я понял, не за то, о чем объявил Думе. Князь Иван был против женитьбы государя на Елене Глинской. И не в кулак шептал свое несогласие, как некоторые, а высказал ему в глаза.
- Прости, что подумал о тебе не слишком хорошо. На мою руку, князь Андрей, ты - верный и честный друг.
Рукопожатие друзей было искренним и крепким.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Прошло несколько месяцев после возвращения царицы Елены из Валаама, но Господь Бог не протянул длань супруге наместника своего на Русской земле. Хотя Василий Иванович с великой надеждой ожидал, когда Елена, порывисто обняв его, прошепчет: «У нас будет ребенок».
А через полгода он предложил:
- Поедем вместе на богомолье. Помолимся о ниспослании Божьей благодати на чадородие в храмах Сергиевой лавры, в храмах монастырей Переяславля, Ростова, Ярославля, Вологды и Белоозера.
Елена, как показалось Василию Ивановичу, восприняла его слова с великой радостью, и сборы тут же начались. На самом же деле у нее давно появился совершенно иной замысел. Она поняла: не ее вина в том, что не может подарить супругу наследника, безвинна была и опальная царица Соломония. Но Елена не хотела разделить ее участь, понимая, что даже пылкими ласками не сможет удержать навечно супруга-царя. Ему нужен наследник, и если царь сам не решится на новое супружество, его с великой настойчивостью к этому принудят бояре, и митрополит благословит на это. К тому же царица знала, что у нее не мало противников среди бояр и даже дворян. Многих Василий Иванович оковал, еще больше изгнал из Кремля, но оставшимися хоть пруд пруди. Они лишь примолкли в ожидании подходящего времени, не только по Москве, но и по всем старейшим городам распускают слух, что ее бесплодие - наказание Господнее за женитьбу правоверного царя на латынянке, хотя все хорошо знают, что она крещена по канону православия и блюдет православную веру безукоризненно.
Пара недель ушла на сборы, и вот скромный царский поезд без лишней охраны, без свиты бояр выехал из Москвы. Одну карету для царя и царицы сопровождали всего пять сотен детей боярских из царева полка и пара дюжин путных слуг из выборных дворян и сенных девушек. Полутысячу ратников возглавлял князь Овчина-Телепнев.
Никто не осудил скромность: не до роскоши, коль направились на богомолье. А вот то, что царь, вместо того чтобы ехать верхом, сел в карету с женой, дало повод для скрытого зубоскальства. Только юродивый Дмитрий, почитаемый в Москве за прорицателя, вопил во весь голос в день выезда царского поезда, еще несколько дней после этого, приплясывая и кривляясь на Красной площади:
- Не будет Божьей благодати! Не будет!
Когда прошло уже более полугода, как возвратились с богомолья царь с царицей, зашепталась Москва:
- В корень зрил провидец Дмитрий. В корень. Нет благодати Господней.
До Елены эти слухи дошли сразу же, и она решилась на опасный разговор с мужем. Завела его в опочивальню, приласкалась:
- Пусти меня, ненаглядный мой, на богомолье пешком. Как простолюдинку, какие ходят с котомками и посохами. Ради наследника твоего. Не оставлять же трон после себя сирым.
Сдобрила свою просьбу нежным долгим поцелуем.
- Искреннее желание твое, возможно, Господь Бог отблагодарит.
- Буду со слезами молить его в монастырских храмах денно и нощно.
- Но не с котомкой же в самом деле теба идти. Без охраны и шатра для ночлега не отпущу. Что, если ночь вдали от монастыря застанет?
- Пусть по-твоему будет. Только обоз и охрана чтоб поодаль двигались, - согласилась Елена и после некоторой паузы решилась сказать самое главное слово, самое рискованное, - поручи охрану князю Овчине-Телепневу. Он верно исполнит свой долг. До твоего сватовства он намеревался на мне жениться. Князь и теперь относится ко мне с обожанием. Надежней его для моей охраны не сыскать.
Шило в сердце. Отшвырнуть жену от себя и расправиться с ней, как с падшей женщиной, но разве в силах Василий Иванович это сделать, осыпаемый ее поцелуями, одурманенный ее жарким дыханием?
[146] Дашкович Евстафий (Остап Дашкевич) (?-1535) - литовский воевода, затем черкасский староста, один из первых гетманов украинского казачества в XVI в. Несколько лет был на службе великих московских князей. В 1521 г. со своими людьми участвовал в набеге Мухаммед-Гирея на Москву. Совершал нападения на русские пограничные города и селения, вел борьбу с т. н. низовыми казаками.