Ильин неожиданно для себя расстроился так, что слезы выступили. Он закурил, постоял, глядя мокрыми глазами сквозь мерцающие, сдуваемые ветром капли в пустоту перед собой. Она теперь представлялась ему прелестной чуть состарившейся девочкой, помятость, запах, изношенность мгновенно забылись. Да если бы он был с собою в этот момент до конца откровенен, он должен был бы признать, что никакая и не Лена это была, а совершенно другая женщина, которую - он знал - только что видел в последний раз и опять отдал белесому ничтожеству.
Вот кто исчезал после прощания начисто, это друзья и коллеги. Не звонили, не встречались, будто он уже действительно находился от них далеко, уехал. Если же раздавался звонок и слышался мужской голос, то это обязательно был голос малознакомый, долетевший вдруг из какой-нибудь совсем старой жизни, одной из тех жизней, которые сами по себе кончились много лет назад, исчезли без всяких решений Ильина - просто время их миновало. Игорь Петрович говорил любезно, но коротко и ничего не отрицал. Да, уезжаю, ну, так получилось, спасибо, что позвонил. Бог даст, свидимся. Пока.
Замерзнув во время блужданий под декабрьским ветром, грязным снегом и косо летящим в лицо дождем, он заходил выпить кофе и съесть что-нибудь сладкое из-за отказа от алкоголя все время не хватало сахара. Сидел над пустой чашкой, курил. Мыслей не было вообще никаких, только удивление: как это раньше в голове все время что-то происходило? Картинки какие-то возникали, сюжетцы, целые складные истории, настолько складные и понятные, что не было необходимости додумывать их до конца... Теперь было чисто.
К вечеру в воскресенье он остался дома один.
66
Тишина стояла такая, что даже человеку более уравновешенному, чем Игорь Петрович, и находящемуся не в столь трудных для нервов обстоятельствах стало бы не по себе.
Он никак не мог сообразить, куда девались даже животные, которых всегда было полно в доме. Где маленькая черная дворняжка, которую нашел убитой возле дачных ворот, почему прячутся толстая кошка, умершая так неожиданно в прошлом году, и старый сиамский кот, давно похороненный во дворе, на этом месте теперь построили новую трансформаторную будку, зачем жена увезла всех остальных, еще живых?
Что женщины разъедутся к этому моменту, он предполагал, никому не нужны лишние сцены во время прощания, все эти тихие рыдания, притрагивания к ледяному твердому лбу, к скрюченным рукам с криво воткнутой свечой, все эти примиряющие перед общим горем, полные ненависти объятия друг с другом. Но не представлял себе, в какой окажется полной пустоте и невыносимой тишине.
Можно было бы сделать музыку погромче и даже самому подпевать знакомой мелодии, но он не захотел - просто прилег немного отдохнуть перед дорогой, может, подремать...
Но и заснуть не смог тоже, лежал в оцепенении, но не спал.
Прислушивался к тишине. Даже лифта не было слышно, даже гул машин, не прекращающийся обычно и ночью, не доносился с ближней улицы. С трудом поднес к глазам руку, посмотрел на часы - пожалуй, пора, чтобы
(третья забракованная развязка, восстановленная по памяти:
не спешить потом.
Вещей у него было немного, прилетев, он собирался просто снять теплую куртку и свитер, а кроссовки, джинсы и майка вполне сошли бы на первый день даже для тамошней жары. Поэтому сумка оставалась полупустой - свитер и куртку вполне можно будет запихнуть перед прилетом.
Машина мчалась по просторной, сверкающей мокрым и чуть подмерзшим опасным асфальтом Ленинградке, пронзала ярко освещенный тоннель и неслась дальше, оставляя позади все - город, людей, жизнь... За поворотом прорезались уже огни гостиницы, аэропорта, мерцали в небе красные точки на крыльях набирающего высоту джета, струились вдоль шоссейного полотна ленты разделительных фонарей...
...Вот, пожалуй, и все, - подумал он, защелкнув ремень и откинувшись к спинке сиденья, прикрывая глаза в полусвете ночного самолетного салона. Теперь почти ничего не изменится, если этот сарай даже рухнет. Только лучше бы над морем, а то если сейчас, то найдут, опознают...
...Много народу будет, - подумал он и едва заметно усмехнулся, не открывая глаз и потому не видя, что за окошком, у которого он сидел, вдруг вспыхнул, сорвался и снова полетел за мотором длинный огонь...
- конец третьего неудачного варианта)
не торопиться и не нервничать, если машина не придет вовремя.
Игорь Петрович запер за собой дверь, положил ключи в карман, решив их выбросить из вагонного окна где-нибудь на средине пути, и спустился пешком по лестнице, не вызывая лифта, хотя сумка - с чего бы это, только смена белья, носки, рубашка и свитер - была тяжелая. Но не хотелось нарушать тишину.
67
На вокзальной площади было необыкновенно пусто даже для позднего зимнего вечера. Вместо ожидаемой озабоченной толпы, словно объединенной каким-то будущим совместным делом, Ильин увидел редкие тени, бестолково и медленно перемещающиеся в темно-синем дрожащем воздухе от одного освещенного участка к другому. Оставленные машины образовали плотные ряды, казалось, что эти предметы вообще не имеют отношения к людям и не могут передвигаться, а стояли и будут стоять здесь вечно. За вокзальными зданиями не угадывались платформы и пути - скорее можно было представить себе за ними пустую степь, или лес, или даже замерзшую воду, запорошенное тонким снегом ледяное поле. Площадь поэтому выглядела центром крепости, окружавшие башни и приземистые дворцы укрывали ее от враждебного и опасного внешнего пространства, а шпиль гостиницы за мостом поднимался, как вершина собора, оставленного неприятелю.
Ильин подумал, что, наверное, теперь площадь всегда такая. Он в последние годы ездил мало и помнил это место по старым временам, когда поезда набивались битком, трудно было купить билет, народу везде было тесно. Вероятно, и другие теперь ездят реже, и причин для движения, и возможностей стало меньше...