Процесс обучения был многоступенчатым. Римский писатель Апулей, которого, как известно, очень любил Пушкин, проводил аналогию между пиром и школой: «Во время пира первая чаша утоляет жажду, вторая возбуждает веселье, третья удовлетворяет сластолюбие, четвертая лишает рассудка. На пиршестве муз бывает наоборот: чем больше дают напитков, тем больше дух наш приобретает мудрости и разума — первую чашу нам наливает литератор (тот, кто нас учит читать), он начинает сглаживать шероховатость нашего ума; затем следует грамматик, который украшает нас разнообразными познаниями, наконец, ритор дает нам в руки оружие красноречия» . Литератор, обучавший чтению, письму иногда началам счета, был первым учителем, но для некоторых и последним. Ученики, как правило, хором повторяли слова учителя. Эти бесконечные повторения Августин называл «ненавистным пением».
Из рук первого учителя ребенок переходил к грамматику. Ведущий теоретик римского образования Квинтилиан указывал, что искусство грамматики должно состоять в умении правильно говорить и объяснении сочинений поэтов. Следует отметить, что научить ребенка правильно говорить было не так просто, учитывая специфику латинского языка. Грамматическая школа имела некоторый «научный» уклон. Здесь учились комментировать произведения, которые имели особое значение для римлянина, были не столько занимательным чтением, сколько жизненным, духовным руководством, энциклопедией бытия. Это были прежде всего сочинения Вергилия и Цицерона, позже Теренция, Саллюстия и др. Схолии, берущие начало от школьных комментариев к «Энеиде», образовали даже особую ветвь в позднеантичной литературе. Это своеобразные исследования античной культуры и мировоззрения.
Ритор обучал активному владению словом, придавал блеск образованию. Он учил правильно строить речи, декламации. Предварительно речи писались, ученики также должны были уметь составить басню, а порой и поэтический рассказ на заданную тому. Для обучения риторическому искусству имелись специальные сборники упражнений. Однако система образования далеко не исчерпывалась грамматикой и риторикой. Более того, Квинтилиан настаивал на том, что, прежде чем перейти в школу ритора, ребенок должен получить «энциклопедическое» образование. Этого требовал «энциклопедический» дух греко-римской культуры, стремившейся к достижению целостного знания обо всех сторонах природы и человеческой жизни. Реализации этой задачи Квинтилиан посвятил свои «Ораторские наставления». «Энциклопедическими» руководствами образования были сочинения Варрона и Плиния Старшего.
При таком подходе все более распространенным становится семичастный канон образования, включавший семь свободных искусств: грамматику, диалектику, риторику, арифметику, геометрию, музыку и астрономию. Своими корнями он уходил во времена Платона и Аристотеля. Курс свободных искусств рассматривался как подготовка к овладению «наукой наук», философией, квинтэссенцией античного знания. Постепенно сложилось разделение семи свободных искусств на две ступени: низшую — тривиум, включавшую грамматику, диалектику и риторику, и высшую — квадривиум, или комплекс «математических наук», которые в древности понимались прежде всего как науки о числовых соотношениях, поэтому в них включались арифметика, геометрия, музыка и астрономия. Теоретизированные дисциплины квадривиума подводили к изучению философии, логические основы которой излагались второй дисциплиной тривиума — диалектикой. Наиболее популярным учебником по диалектике было «Введение» Порфирия к «Категориям» Аристотеля, переведенное на латинский язык Марием Викториной, а затем Боэцием. Состав дисциплин, входивших в школьный курс, не был все же окончательно закреплен и мог варьироваться. Так, например, Варрон, написавший в I в. до н. э. фундаментальный трактат по «школьным» наукам, включил в него архитектуру, медицину и философию. Квинтилиан же, напротив, опустил диалектику и арифметику. Однако к V в. канон из семи свободных искусств утвердился как на Западе, так и на Востоке. Все следовавшие за Марцианом Капеллой «школьные» писатели строго придерживались его. Боэций, правда, писал лишь о дисциплинах квадривиума, но Кассиодор и Исидор Севильский отдали дань обеим ступеням.
Несмотря на идейную и политическую победу христианства, свидетельства современников позволяют утверждать, что человек, обучавшийся в школах, расположенных на Западе, получал в V и начале VI в. практически то же образование, что и ученик II–III вв. Он так же читал и толковал античных авторов, преклоняясь перед Гомером и Вергилием, Платоном и Цицероном.
Епископ Эннодий, руководивший в начало VI в. одной из лучших школ своего времени, продолжал утверждать, что красноречие есть первое из искусств, которое дает силу управлять миром. Он также давал высочайшую социальную оценку образованию (и это в условиях всеобщей варваризации), утверждая, что отличные познания усиливают блеск знатного происхождения. Дело, однако, было в том, что при сохранении общего подхода значительно упал уровень преподавания наук. Место «Наставлений по арифметике» Никомаха из Герасы или «Начал» Евклида по геометрии заняли краткие бревиарии, сухие сводки-перечисления. Школа все больше требовала зубрежки и запоминания, искусство толкования и комментирования все больше уступало место простому повторению, а красноречие, выхолощенное и формализованное до предела, становилось преимущественно информативным, приобретало «музейный» оттенок, ибо в общественной практике уже не было нужды ни в защитительных или обвинительных речах, построенных по римскому образцу, ни в изысканных и подобающих тому или иному случаю жестах и декламациях. Церковные проповеди вытесняли их, однако и сами эти проповеди вольно или невольно заимствовали правила римского красноречия.
Это было неизбежно, так как, по существу, подавляющее большинство видных деятелей христианской церкви вышли из стен риторической школы, будь то непреклонный противник и обличитель язычества Тертуллиан или основоположник средневекового мировоззрения Августин. Святой Иероним в кошмарном сне видел, будто небесный судья обвинил его в том, что он «цицеронианин, а не христианин!». Иероним же в одном из своих сочинений, адресованных его некогда другу, а впоследствии злейшему врагу Руфину, писал: хочет ли тот, чтобы человек забыл выученное в детстве? Он клялся, что, покинув школу, ни разу не открывал светских писателей, которых там изучал.
Школа была той неуничтожимой брешью, через которую язычество проникало в христианскую культуру. Она была вратами преемственности между ними. Христианские школы получат распространение позже (хотя они существовали в IV–V вв.). Однако и они унаследуют многие черты школы римской, точнее будут построены по ее же образцу, только древних поэтов и философов потеснят (но не вытеснят) Священное писание и тексты христианских авторитетов.
Чрезвычайно показательный для времени перехода от античности к средневековью учебник был создан в V в. Марцианом Капеллой. Марциан Капелла был уроженцем Карфагена. Африка в III–V вв. вообще была питомником риторических и философских дарований, расцветших как на языческой, так и на христианской ниве. Здесь родились основатель неоплатонизма Плотин и его ученик Порфирий, философ Макробий, христианские апологеты Тертуллиан и Дактанций, наконец, Аврелий Августин. Это не случайно — в тот период Северная Африка была центром эллинистически-римской образованности, имела разветвленную сеть хорошо поставленных риторических школ, работа которых не прекращалась, несмотря на многочисленные социальные катаклизмы, вандальское завоевание и непрерывные богословские распри. В школах Африки еще сохранялись почти утраченное в европейских западных провинциях империи знание греческого языка, вкус к философским занятиям и высокий уровень собственно риторического обучения.