Под влиянием миланского епископа Амвросия Августин начал склоняться к христианству. Тут стоит вспомнить, что еще в ранней юности, ознакомившись с Библией, он с высокомерием юноши и ритора осудил ее за темноту суждений и косноязычие. Он счел, что истина не может быть преподана столь некрасиво. На рубеже его тридцатилетия Священное писание произвело на него совсем другое впечатление. Необработанность и безыскусность писания усилили его восприятие Августином как высшей истины, еще более выигрывающей от простоты изложения. Проповеди Амвросия и пример его жизни укрепили Августина в решении обратиться в христианство, однако тело его еще сопротивлялось. Последние возмущения плоти, «глупейшие глупости, тщеславнейшее тщеславие», старые друзья еще удерживали его. «Они цеплялись за мой телесный плащ, — вспоминал он, — и нашептывали: «Ты хочешь нас покинуть? Еще минута, и тебя не будет с нами! Еще минута, и то, и се будет воспрещено тебе навсегда!..» Этого было достаточно, чтобы удержать меня, и я чувствовал, что не в состоянии сделать и шага, когда старые привычки говорили, мне: «Можешь ли ты прожить без нас?» .
Чтобы окончательно подготовиться к крещению, Августин удалился в Кассисиак — имение своего друга. Однако напрасно бы мы стали думать, что он вел там уединенную, чисто созерцательную жизнь. Он окружен здесь своим семейством и учениками, с которыми продолжает заниматься риторикой и философией. Цицерон и здесь остается его спутником. Августин занят делами по управлению имением, однако подспудно в нем идет огромная душевная работа. Он пишет несколько философских диалогов — «Против академиков», «О блаженной жизни» и др.
При чтении их возникает вопрос: действительно ли в тот момент столь остро стояла проблема борьбы против последователей Платона? Несомненно, в IV в. неоплатонизм все еще соперничал с христианством, но это была уже неравная схватка. И дело не только в том, что после поражения Юлиана Отступника язычество было отринуто государством и обречено на умирание. Языческая философия все более замыкалась в себе, становилась непонятной даже многим образованным людям, сознательно усиливая свой элитарный характер, сливаясь с теургическим действом, облекая знание в покров эзотерической таинственности.
Философы, как, например, Ямвлих, приобретали репутацию магов и чудотворцев. С другой стороны, неоплатонизм все больше тяготел к логико-диалектическим конструкциям, теологизирующей логике (обе тенденции сольются в творчестве последнего главы Афинской школы Прокла Диадоха). Философское мудрствование неоплатоников не увлекало, как мы уже говорили, даже языческие массы, ряды которых редели, более того, они не всегда интересовали даже представителей языческой элиты, как это, например, было в случае с блестящим ритором Ливанием. Деятельность неоплатоников была замкнута в узком кругу, из которого они не могли и не хотели выйти. Августин это прекрасно понимал. Он написал свои сочинения перед крещением, быть может, не столько против реальных идейных противников, сколько для увещевания самого себя, для того, чтобы однозначно разрешить изнурявшую его внутреннюю борьбу.
Философия, и в частности платоновское учение, выступавшее как олицетворение мудрости вообще, некогда была для Августина самой верной и самой приятной пристанью, но теперь она перестала быть таковой . Теперь все размышления вели его к христианству, убеждая, что не поиски истины (столь важные для языческой философии), но сама истина (язычникам, по убеждению христиан, недоступная) делает человека счастливым обладателем подлинного блаженства. Августин не оспаривал и не критиковал выходившие из моды философские положения, но отрицал философию во имя веры. Он вольно или невольно убивал в себе философа, и в этом мучительном процессе рождался теолог и будущий выдающийся практик христианской церкви. Наконец, руководимый верой и поддерживаемый «высшим» милосердием Августин вместе с другом Алипием и сыном Адеодатом принял крещение 25 апреля 387 г. Однако, как показала вся его дальнейшая жизнь, он, став христианином, не совсем перестал быть философом и ритором. Не смог он до конца отрешиться от своего прошлого и тогда, когда был избран епископом Гиппона.
Христианство тоже в конце концов было детищем античного мира, не желавшим, однако, признавать этого родства. Субъективно Августин страдал от того, что не мог полностью стряхнуть с себя наследие античной культуры, в которой он воспитался, оформился как человек, мыслитель и даже как христианин. Объективно же Августин осуществлял важную историческую задачу — синтеза античной культуры и христианства, без которого эта новая религия никогда не могла бы стать тем, чем она стала для средневековой Европы. Концепцию Августина отнюдь нельзя назвать однозначной, поэтому любая попытка ее реконструкции связана с невольным упрощением. Эта неоднозначность Августина привела к тому, что разные стороны его учения с одинаковым успехом использовались официальной церковью, ортодоксальной теологией и еретиками. Августин был столпом католицизма, и на него же опирались протестанты в своей борьбе против католической церкви. Даже в наши дни христианские теологи и философы, не удовлетворенные рационалистической ограниченностью томизма, снова обращаются к Августину, давшему образцы христианского самоанализа и психологизма.
В «Разговорах с самим собой» — диалоге, написанном непосредственно перед принятием христианства, Августин так сформулировал свою цель: «Хочу познать бога и душу» . Поскольку бог, по Августину, является абсолютным истинным бытием, единственно сущим, сотворившим по своей воле мир и человека, то познание бога и души представляется ему полным и всеобъемлющим, включавшим также и постижение мира. Таким образом, Августин наметил средневековую тематическую философскую триаду: бог — мир — человек, в рамках которой вращалось теоретическое мышление феодальной эпохи.
Два вопроса особенно занимали Августина: психология, предназначение человека и философия истории. До августиновской «Исповеди» греческая и латинская литературы не знали такого глубокого самоанализа, столь всестороннего и тонкого раскрытия психологии личности. Душа человека в «Исповеди» высвечивается как бы изнутри, полная сомнений, уязвимая и в то же время стойкая. Описывая свою жизнь с самого начала, Августин обратил внимание на то, что внутренний мир человека не есть определенная и неизменяемая данность, он непрерывно меняется, развивается, совершенствуется. В раннем средневековье «Исповедь» не была достаточно оценена, но начиная с Абеляра и Данте, это сочинение вдохновляло многих деятелей европейской культуры, в том числе Петрарку, Руссо, Льва Толстого.
У нас нет оснований не доверять свидетельству Августина, что ему для истинной веры не было нужды в доказательствах. Однако то, что человек с полной убежденностью признает относительно себя, бывает часто не полной правдой, но лишь ее субъективным выражением. Это можно заметить и в случае Августина, который не только жаждал верить, но и стремился понять. Все сочинения, написанные перед крещением и непосредственно после него, — это во многом философские труды, или во всяком случае такие, в которых преобладает поиск истины, ведется беседа не только с богом, но и с мудростью.
Исключительно смятением души не может быть объяснен тот факт, что когда однажды ночью еще сравнительно молодой Августин, отдыхавший на вилле своего друга в Кассисиаке, внезапно проснулся и стал искать причину своего пробуждения, он прежде всего задумался о миропорядке, а не о чем-либо более житейском и низменном. Он обнаружил, что его пробуждение вызвано странными перерывами в журчании ручья, протекавшего рядом с виллой. Оказалось, что падавшие листья образовывали естественную запруду, которая вызывала нарушение в его течении. Это маленькое происшествие натолкнуло Августина на мысль написать трактат «О порядке», в котором он осмыслял законосообразность существующего.