Августин также констатирует, что божественное бытие сопряжено с неизменно пребывающей вечностью, качественно противостоящей времени, которое не имеет никакого постоянства. Но если у неоплатоников рождение времени есть спонтанный процесс истечения, нарушения полноты вечности, в результате чего время понимается как количественно бесконечное (в противовес качественно понимаемой вечности), а мир оказывается совечным Единому, то у Августина, стоявшего на позициях креационизма, бог, творящий мир по собственной воле, творит вместе с ним и время. Таким образом, время обретает совершенно однозначное и определенно фиксированное начало, когда «сотворил бог небо и землю». Для христианского теолога совершенно очевидно, что «времени не было бы, если бы не было творения…» Мир сотворен не во времени, но вместесо временем. Вечность бога есть не только порождающая причина времени, но причина творящая; «ибо вечность, всегда и неизменно пребывающая, не имеющая ни будущего, ни прошедшего, является источником, порождающим времена и будущие и прошедшие» . Характеристиками времени являются его изменчивость, протяженность, линейная направленность и предельность. Время образуется совокупностью моментов движения, но не является его мерой (как у Аристотеля). Оно не пребывает в покое, постоянно «становится», но образ этого становления запечатлен в вечности, сконцентрировавшей его в себе в неразрывном единстве. Как и все сотворенное, время имеет два предела — момент возникновения и момент гибели, завершения его бытия, свершающиеся единственно по воле божьей. Свободное волеизъявление бога коренным образом отделяет концепцию Августина от неоплатонизма, согласно которому божественная душа правит миром как природа. Бог обладает вечностью и вечной целью, воплощенной исторически в жизни Иисуса Христа. Мир у Августина не пребывает как природа, но разворачивается как история, которая имеет начало, кульминационную точку и конец и исполнена глубокого сакрального смысла, заключенного в спасении человечества богом. Время, по его убеждению, не есть движение по кругу (он резко осуждает античную теорию круговорота), оно открыто в будущее, а следовательно, эсхатологично, телеологически окрашено.
В соответствии с этим Августин различает два типа темпоральности — бесконечную продолжительность существования (aevum) субстанций сотворенных, но обладающих определенным совершенством и потому практически неизменяемых — ангелов, и век, мировое время (saeculum), которое есть не только земля людей между небесным и земным градами, но и временной континуум, в котором осуществляется их взаимодействие. Saeculum — это, по существу, человеческое, земное время, временная реальность, разделенная эсхатологически, т. е. в предвидении конечных судеб мира и человека.
Показательно, что Августин пытается определить содержание времени не только через сравнение с вечностью, но и как бы изнутри, из собственно земной жизни: «Плохие времена, тяжелые времена — вот то, что люди не устают повторять, но давайте жить хорошо, и времена станут хорошими. Мы и есть времена: каковы мы, таковы и времена» . Такой реализм вообще свойствен Августину наряду с глубокой философичностью.
Августин полагает, что, сотворив человека, бог не сразу вверг его в беспорядочную на первый взгляд временную стихию. Первую фазу жизни Адама и Евы нельзя назвать вполне исторической, она протекала в особом периоде aevum. Актом, действительно открывающим историю человека, определяющим эпизодом его исторической драмы, породившим цепь страданий, непрестанную изменчивость его существования, вечно колеблющегося между стремлением к совершенному бытию и падением в ничто, пустоту небытия или зла, стало грехопадение, бывшее следующим шагом отпадения творения от бога за отпадением ангелов.
Под грехом Августин понимал не отдельные пороки, но фундаментальный, изначальный, определяющий принцип человеческой природы и истории, вытекающий из «тварности» человека, представлявшего несовершенное благо и не обладавшего устойчивостью в божественном порядке универсума. Грех отождествлялся им с силой плотского желания, одолевающего всю сферу человеческого существования. Он передается от отца к сыну через зачатие, делая человека безусловно и изначально греховной «тварью», эта идея не изобретение Августина, она занимает важное место в христианской теологии, обвинявшей в испорченности мира самого человека.
Вместе с тем акт грехопадения не был однозначно определен богом (в этом сказывается противоречивость августиновской концепции), поскольку человек наделен свободной волей, выделяющей его из всего сущего. Августин пытается доказать, что в основе истории лежал реально совершенный акт свободного выбора. Несовершенство человеческой природы, бывшее в неоплатонизме следствием «неполноты бытия», у христианского теолога становится «грехом», т. е. «волевым злом». Совершая грехопадение, человек тем самым творил первую подлинно историческую ситуацию, предоставляя богу возможность осуществить свой спасительный труд и развернуть историю как развитие и претворение идеи спасения человечества, воплотившейся в искупительной жертве Бога-сына. Первородный грех Адама заключался в неповиновении богу, и этот грех проистекал из природы Адама как человека. Наказанием человеку стало лишение его привилегированного положения среди прочих божьих творений, низвержение его в поток времени, нестабильности, страданий, борьбы и смерти. В результате «всякое мгновение укорачивает срок жизни, так что вообще все время жизни — не что иное, как погоня за смертью, погоня, в которой никто не может остановиться даже на миг или замедлить шаг — все принуждены идти одинаково быстро» .
Искупление первородного греха по существу есть не что иное, как спасение от смерти, предопределение к вечнойжизни, т. е. искупление человека из времени, а следовательно, и из истории как процесса временного человеческого существования, подобного «бурной реке» или «волнующему морю». И движение человека в этом потоке направляется божественной волей в соответствии с планом создателя.
Идея порядка, исходящего от бога и все в мире ориентирующего в движении к единой цели, пронизывает концепцию Августина. Над ним еще во многом довлеют неоплатоновские представления о мировом порядке, господствующем и иерархически организованном космосе. В то же время он идет дальше, усматривая божественную упорядоченность не только в статике, но и в движении. Представляется знаменательным, что сама идея сочинения «О порядке» осеняет его не в момент созерцания небесного свода или чего-то организованного столь же гармонично, но когда, вслушиваясь ночью в журчание ручья, он заметил, что его течение время от времени прерывается. Этот совершенно заурядный факт навел Августина на размышления о порядке сущего, который действует в мире как божественное провидение, полагающее ему определенную цель. Почерпнув у Плотина идею неумолимо логичного, т. е. жестко определяемого Логосом миропорядка, прекрасного и благого по своей природе, он развивает ее в духе христианского теизма. Промысл Плотина становится у Августина провидением или даже предопределением.