- У меня отец тоже, - кивает Миша, ссутуливаясь. - Ничего не боится.
- А ты боишься? - подозрительно спрашивает Коля.
- Нет... Что ты! А вот только отец мой ничего не боится, твоя мать тоже. Видишь, какой буран, света не видать, а она поехала.
- Она вся в отца, - серьезно заявляет Коля. - Отец сам говорил...
- Коль, а Коль, - немного подумав, очень тихо спрашивает Миша, - а ты в отца?
Коля переводит взгляд на окно, за которым с воем мелькают мутные тени, и опускает глаза.
- Я не знаю, - отвечает он, видимо опечаленный. - Отец ничего обо мне не говорил.
- А автоматы дали бы? - неожиданно спрашивает Миша. - Автоматы нужны, а то убьют!
Коля задумывается, затем машет рукой.
- А как же! Я знаешь о чем - Ведь я, наверно, не испугался бы. Пошли бы вместе с тобой. И выручали бы друг друга в бою.
- Да, - соглашается Миша, - одному плохо. Двоим лучше. Помочь можно друг другу.
Минуты три оба молчат. Коля берет со стола и долго рассматривает перочинный ножик с перламутровой ручкой, говорит грустно:
- Отец подарил. Это его ножик, до фронта. На память. Хороший?
- Ага. Только не острый, - хозяйственно замечает Миша, попробовав лезвие пальцем. - И легкий. Пушинка.
- Я его берегу.
- Стой, ходит кто-то. По чердаку ходит, слышь?.. Шаги, - шепчет Миша, вслушиваясь. - Вроде разговаривают там, слышь? Нет?..
Он с побледневшим лицом озирается на Колю, изо всех сил удерживая дыхание, широкие ноздри его раздуваются.
- Никого там... буран это, - отвечает Коля с трудом равнодушно. Мерещится тебе...
Миша мигает ресницами и слабо шевелит дрожащими губами:
- Мне мамку жалко. Она, должно, по поселку бегает, меня ищет. Ведь я из школы домой забежал - и прямо к тебе. А я ничего не боюсь. Мне домой надо... - И Миша виновато ерзает, избегая встретиться с Колей взглядом.
- Знаешь, - говорит Коля и даже встает с дивана. - Ты иди домой. Иди, Мишка, чего уж... Я останусь.
Миша, округливая рыжие брови, испуганно смотрит на Колю, но тот быстро отворачивается, повторяет с насмешкой:
- Иди, иди, я обижаться не стану, а то еще дома достанется, отколотят еще.
- Да надо ведь мне...
Однако Миша не сразу решается уходить. Ему неудобно и неловко: как же оставить товарища одного? Наконец он уходит, надев пальто, для смелости нахлобучив на глаза шапку, убегает в темь и буран. Коля закрывает за ним дверь и, вернувшись в комнату, некоторое время чувствует странное возбуждение.
"Пусть, пусть! - мстительно думает Коля. - Я и один ждать буду..."
Но в комнате после ухода Миши становится очень пусто и тихо. И возбуждение быстро проходит. Коля садится к столу в одиночестве и, чтобы отогнать от себя грустные мысли, старается представить себе, как будет, когда приедет мать... Она, скинув завьюженный тулуп, улыбнется ему, поцелует его холодными губами и, конечно, скажет: "Заждался? Ну, Колька, сейчас будем чаевничать!" Щуря близорукие глаза, она подолгу моет руки и тщательно вытирает их полотенцем; от нее приятно пахнет морозом и каким-то лекарством. Она будет ходить по комнате, звенеть посудой, спрашивать о школе и наконец сядет с ним за стол. Весело на плите зафыркает чайник, и тотчас в комнате станет тепло и уютно.
"Мама, я тебя все ждал, - скажет он, - два раза чайник подогревал, а ты так долго..."
Коля вздрагивает: ему кажется, что он уснул и во сне сидит на краешке стула; а веки у него тяжелые-тяжелые и необоримо смыкаются сами. На столе сонным круглым бликом светится бок большого металлического чайника. Посреди скатерти, придавленный чашкой, белеет листок бумаги: "Ужинай, ложись спать. Не жди меня. Мама". И от этих слов, написанных, как всегда, рукой матери, горько и тоскливо сосет под ложечкой, словно кто-то беспощадно хочет обмануть его.
Потом он представляет, как мать едет в санях. Лошадь едва плетется вся в снегу, и морда ее, заиндевевшая и белая, окутываясь паром, кланяется сугробам. Мать не видно в санях: она укрылась шубой и спит. Потом она просыпается, выглядывает из-под шубы и говорит лошади: "Смотри, какой буран! Ты не спи! Не занесло бы нас! Ведь Колька один дома!" Возница дед Степан погоняет усталую лошадь. Но она уже не хочет идти дальше. И снег постепенно заносит сани, лошадь, наметая огромный сугроб...
Что-то страшно гремит и рассыпается стеклянным звоном. Коля вскакивает, широко раскрыв глаза.
- Что это? Мама!..
На полу разбитая чашка. Осколки рассыпались возле ножки стола и странно-спокойно поблескивают на свету. Рядом лежит записка матери. За окном безмолвно - вероятно, буран стих. И четко и громко отстукивают, скрипят ходики на стене. Ему сейчас не жалко чашку. Он лишь жалеет об одном: зачем отпустил Мишку, вдвоем веселее. И Коле сейчас так невыносимо одиноко, неспокойно, что хочется плакать.