Смерть Гейджа Дэксона потрясла индустрию развлечений. Его сравнивали с Элвисом и Джеймсом Диной, добавляя при этом неизбежное «он умер как герой». За последний месяц все телеканалы заполняли эфир Дэксоном, показывая интервью со школьными товарищами, фанатками и менеджером. У всех было, что сказать. Не меньше десяти женщин заявили, что носят под сердцем его ребенка. Это все, что было позволено смотреть Милле. Но она знала, что были вещи, касающиеся и ее. Их последний поцелуй был особо популярен. Целые статьи посвящались любви, которая могла бы случиться. Средства массовой информации вообще отлично придумывают истории — большие, «бородаты» истории, как можно лучше подходящие к имеющейся у них картинке.
Ей разрешили навещать Сиднея, что она и делала в инвалидной коляске, которую обычно катила мама. В большинстве случаев он спал, но иногда им удавалось поговорить. Судя по всему, он не знал о том, что произошло с Гейджем и Милла не хотела быть тем, кто ему об этом скажет. Через несколько дней она сократила визиты, боясь, что ей придется ему лгать. Милла также избегала любых разговоров о похоронах. Возможно, однажды она и посетит его могилу.
Ночи она ненавидела больше всего. Родители достаточно хорошо узнали сотрудников больницы, чтобы спокойно оставлять ее одну. Они спали в соседнем отеле. Милла говорила, что с ней все будет в порядке. Ночь, в любом случае, была лучшим временем, чтобы поплакать. Лишь медсестры, совершавшие обход, прерывали ее занятие. Ситуация была травмирующая и она это знала. Просто нужно время. Но ей отчаянно хотелось перестать желать нового поцелуя Гейджа.
* * *
Была ночь. Экран телевизора мерцал как электрический камин. Милле было интересно, случится ли у нее припадок, если она будет смотреть на него слишком долго. Уголком глаза она увидела проблеск света в приоткрытой двери. Милла вытерла глаза и села. Она знала, что ее ждет: измерение давления и температуры. Завтра ее собираются отпустить домой. Интересно, если бы ее не прерывали ночные сестры, смогла бы она выплакать себя досуха?
Но силуэт был какой-то неправильный. Очень неправильный. Медсестра, которая сейчас находилась в комнате, была высокой, со слишком длинными волосами. Страх начал душить Миллу. Ее мозг был полностью парализован мыслью о том, что незнакомец снова запрет ее в комнате. Гигантская медсестра поспешила к ней, и Милла вскрикнула, но ее рот зажали рукой. Перед ней была самая страшная женщина в мире. Милла начала трястись, как чухуахуа, которую ударило током.
— Не кричи. Это я. Черт. Прости.
Она узнала этот голос. Как его не узнать? По телевизору показывали нарезки из прошлых интервью. Милла яростно затрясла головой, пытаясь освободить рот.
— Дэксон. Ты придурок.
Она начала его бить. Сейчас она определенно видела, что это он — просто в ужасном парике и розовом халатике. Гейдж смиренно принимал ее удары и одновременно пытался утихомирить Миллу.
— Ты в безопасности. Это я. Это я.
Она постепенно успокаивалась.
— Ты жив? Я думала, что ты... — она протянула руку и стянула с его головы парик.
— Да, прости за то, что напугал тебя.
— Радуйся, что у меня не было заряженного пистолета. Я так испугалась.
Милла хотела пошутить, но у нее сорвался голос.
— Я придурок, — он притянул ее к себе, и нежно обнял.
Обнимать едва знакомого парня должно было бы быть странным, но он так хорошо пах, а его руки были такими успокаивающими.
— Я рада, что ты жив. Я просто не знала, как себя чувствовать. Никто не понимал. Я...
Одной рукой она погладила его по спине, а другую приложила к сердцу, — просто, чтобы убедиться, что это не сон и не побочный эффект от обезболивающего.
— Все думают, что ты умер.
— Я знаю. Возможно, это был и не лучший выбор, но я просто притворился. Однако, все близкие мне люди знают, что я жив, — он пододвинул к ее кровати кресло и взял парик.
— Не носи его.
Мила наблюдала за тем, как Гейдж натягивает свои фальшивые волосы обратно.
— Придется. Я пообещал Ларсону и Бретту, хотя, думаю, они просто решили приколоться надо мной.
Он посмотрел на телевизор, который, как обычно, отображал его лицо в черной рамке.
— Это так грустно, — Милла показала на картинку на экране.
— Я пришел проведать тебя и извиниться, — Гейдж наклонился вперед и светлый парик пощекотал ее запястье.
Милла схватилась за волосы, быстро стянула его и положила под зад.
— За что? За ложь? За свою смерть? Или не смерть? — спросила она.
— За все. Мне просто жаль, что мы через это прошли. И теперь, после того, как ты оттуда выбралась, они все набросились на тебя, — Гейдж провел рукой по своим настоящим волосам, отчего они начали торчать во все стороны. — Это моя вина.
— Кто набросился на меня? — Милла сложила руки на груди, осознав, что на ней нет лифчика, больничная рубашка очень тонкая, а от его близости у нее заострились соски.
Он показал на телевизор.
— Прости.
Несколько минут она завороженно смотрела ему в глаза. Милла знала, что они зеленые. Неожиданно, она поняла причину чрезмерной любви его слушателей. Он — нереальный. И очень красивый. Его скулы, губы, то, как он облизывает губы. Но за всем этим она увидела и то, что эта чрезмерная любовь тяготит его.
— Черт. Ты жив. Слава Богу.
— Мне хотелось внимания. Правда. Когда я писал свои песни, то хотел быть услышанным. И что получилось? Все с открытым ртом внимают каждому моему слову. Я сделал это и для тебя. Вместо того, чтобы скрываться от них, я просто дал им новую цель, — он раздраженно покачал головой.
— Я понимаю, почему ты решился на это. Наверное, замечательно, притвориться ненадолго мертвым. Ты ожидал всего этого? — Милла отчаянно пыталась не глазеть на него.
— Нет, в этом-то и проблема. Я никогда не думал, что все так получится. Как бы то ни было, хватит обо мне. Как твой палец? Голова? — Он неуклюже погладил ее локоть.
— Мой палец? Его нет. Вместо него у меня теперь протез. В этом есть одно преимущество, я могу снять и положить его на стол, когда крашу ногти. Все остальное практически зажило. Как ты? У тебя что-нибудь болит? — Милла выпрямилась, пытаясь разглядеть не ранен ли он.
Гейдж улыбнулся и пожал плечами.
— У меня небольшое повреждение. Ничего страшного.
Милла опустила взгляд на пол. На его ступне был ортез[9].
— Что с ногой?
Он посмотрел на большое металлическое приспособление, а потом перевел взгляд на нее. Милла была убеждена, что когда он многозначительно улыбнулся, в палате сразу же стало не хватать кислорода.
— Я лишился мизинца. И получил несколько легких ожогов.
— Теперь у тебя тоже девять пальцев на ногах? — Милла так широко улыбнулась, что у нее заболели щеки.
— Да, и один фальшивый. Мы бы отлично смотрелись вместе. Только представь себе, — он потянулся и дотронулся до ее выглядывающей из подмышки руки.
— Это глупо, — Милла сдвинула руку так, чтобы было удобнее держать его ладонь.
Ее сердце как будто обрело пару крыльев и взметнулось в небо. Она посмотрела Гейджу в глаза. Они сияли. На экране телевизора кто-то произнес их имена. Милле не нужно было смотреть, чтобы понять, что там опять происходит. Их поцелуй, так же, как и раздевание, транслировали снова и снова. Но быть здесь, в палате, и держать его за руку казалось куда более интимным, чем те вынужденные действия. Они с облегчением улыбнулись. С облегчением от того, что остались живы, что нашли друг друга. И с удовлетворением от того, что между ними все еще есть притяжение.