Это сказав, удалилась она, пресытившись скорбью,
Я же остался лежать, словно мертвец, на одре.
Перевод С. Аверинцева
[1087]
ИЗ «УТЕШЕНИЯ ФИЛОСОФИЕЙ»
Кто, свой век умиривши правой мыслью,
Попирая стопами наглость рока,
И под гневом Фортуны и под лаской
Зрак являет равно невозмущенный, —
5 Не подвигнет того безумство Понта,
Возбудившего волн кипящих смуту;
Не смутит и Везувий, что из горнов
Изрыгает нежданно дымный пламень;
Ни перун огневой не поколеблет,
10 Что обык поражать гордыню башен.
Долго ль важность в уме давать тиранам,
Злобу имущим, силы же лишенным?
Откажись от надежд, отвергни страхи,
И надменного гнев обезоружишь.
15 Жалок тот, кто, страшась и вожделея,
Не хранит своего самостоянья:
Щит он бросит, и с места будет сдвинут,
И скует для себя же сам оковы.
Тучею смутной
Скрыты, нимало
Лить уж не смогут
Света созвездья;
5 Если подвигнет
Моря глубины
Австр беспокойный, —
Сткло омрачится
Влаги, что прежде
10 Соревновало
Светлости неба,
Зрению явит
Тьму и смущенье;
Струи, что вольно
15 Прежде с высоких
Гор нистекали,
Сдержаны часто
В беге бывают
Камней препоной.
20 Ты ж, если ищешь
В свете чистейшем
Истину видеть,
Верной стезею
Течь невозбранно, —
25 Радости презри,
Презри угрозы,
Прочь да отходят
Скорбь и желанье!
Сим покоряясь,
30 Ум пребывает
Смутен и скован.
Тот блажен, кто возмог Добра
Многосветлый узреть родник;
Тот блажен, кто возмог стряхнуть
Путы, долу влекущие.
5 Молвят были: Фракиец встарь
Рок супруги оплакивал,
Сладкозвучною жалобой
Понуждая поток стоять
И подвижно блуждать леса;
10 Лань меж лютых являлась львов,
Отлагая природный страх,
Не пугался и заяц пса,
Укрощенного песнию.
Только в недрах сердечных огнь
15 Все жесточе пылал и жег,
И напевы могучие
Не могли врачевать певца.
Укорив олимпийцев, он
К преисподним сошел богам;
20 На умильный настроив лад
Струны, мерой звучавшие, —
Что им было почерпнуто
От святых материнских струй,
Что внушала без меры скорбь
25 И питавшая скорбь любовь,
Все излил он, пленив Аид,
За усладу же — милости
У подземных просил владык.
Застывает трехглавый страж,
30 Песнью крепкой осиленный;
Лики грозных карательниц,
Столь ужасных для грешного,
Увлажнились росою слез;
Се, главу Иксионову
35 Колеса не кидает бег;
Се, Тантал вечножаждущий
Позабыл на струи глядеть;
Укротился и коршун злой,
Печень бросивши Тития.
40 «Побежден я! — взывает сам
Повелитель, смягчась душой. —
Ту, что выкупил песнию,
Получает супругу муж;
Но дается условие:
45 До исхода из Тартара
От нее да отклонит взор».
Что условье влюбленному?
Для любови любовь — закон.
Ах, уже у порога дня
50 Эвридику свою Орфей
Увидал, потерял, убил.
Эта басня гласит о вас,
Что к верховному свету дня
Душу силитесь вывести:
55 Ибо кто, на пещеру мглы
Соблазняясь, оглянется,
Тот, узрев преисподнюю,
Потеряет предмет трудов.
Перевод сделан по изд.: Anicii Manlii Severini Boetii Philosophiae consolationis libri V, ed. R. Peiper, Lps., 1871. Все четыре переведенные стихотворения написаны разными размерами (фалекием, адонием, гликонеем, каталектическим двусложным тетраметром): исключительное для своего времени богатство лирических метров в «Утешении философией» служило набором образцов для всего раннего средневековья.
вернуться
I, 4. Стихотворение входит в увещевательно-обличительную речь Философии, навещающей Боэтия в его заточении и выговаривающей ему за чрезмерную чувствительность к ударам судьбы. Уроки философской атараксии должны были бы наперед защитить от такой чувствительности, и если этого нет, значит, уроки были плохо усвоены, и их надо повторить заново. Начало стихотворения построено по образцу знаменитой оды Горация о непоколебимом мудреце (III, 3: «…пускай весь мир, распавшись, рухнет — чуждого страху сразят обломки»); наряду с бурей на море и молнией в грозу Боэтий включает в свой перечень стихийных смут извержение Везувия: такие извержения были весьма редки, но одно из них имело место в 512 г., лет за десять до этих строк. Для миропонимания Боэтия очень важна идея богоустановленной мировой гармонии, соответствие которой — невозмутимость мудреца; духовная любовь к высшему благу движет и совершенным человеком, и небесными телами (ср. заключительный стих «Рая» Данте); поэтому мнимые победы хаоса в мире природы, застящие эту гармонию, — тем более содержательные символы духовных искушений и смущений.