— Не вздумайте мне льстить, господин Блюме, — ответила она, — а то я стану еще и недоверчивой.
Но перед тем как повернуться и уйти, она ему дружески улыбнулась.
Как это часто бывало и раньше, Доната этим утром вошла в свой офис первой. Но едва только она повесила жакет в длинный стенной шкаф и натянула на себя свежий халат, появились и сотрудники: Розмари Сфорци — секретарша, Гюнтер Винклейн — немолодой архитектор, работавший в фирме с самого ее основания, и Артур Штольце.
Взаимные приветствия были короткими и товарищескими.
— Зайдешь на секунду ко мне, Доната? — попросил Штольце.
Ей не терпелось продолжить работу над проектом «Палленберг», так что приглашение Артура показалось несвоевременным. Но она сразу же последовала за ним в кабинет, поскольку коммерческий директор никогда не отнимал у нее времени понапрасну.
Кабинет, как ему и надлежало, производил большое впечатление. Перед огромным письменным столом лежал старинный, выдержанный в красных тонах персидский ковер. Черное кресло около стола, с высокой спинкой, выглядело строгим; другие кресла, стоявшие рядом, были тяжелые и удобные, с достаточно высокими сиденьями, так что, садясь на них, можно было свободно расположить ноги, не утопая при этом в пружинах. Настольная лампа с пестрым стеклянным абажуром была типична для стиля «модерн» конца века и служила не столько для освещения, сколько для украшения. Помещение было угловым, в нем находились три красивых остекленных потолочных плафона.
— Есть новости? — спросила Доната, опускаясь в одно из кресел.
Артур Штольце, высокорослый господин, казавшийся из-за своей худобы еще выше, ответил не сразу. Сидя в кресле, он держался очень прямо, поглаживая безымянным пальцем узкую щеточку своих усиков.
Доната знала, что это — один из его жестов, который демонстрирует самодовольство.
— Ну, говори же, — поторопила она Артура. Ее любопытство доставляло ему удовольствие.
— Один человек, побывавший в Розенгейме, шепнул мне на ушко… — начал он и остановился, делая искусственную паузу.
— Кто? — спросила она.
— Ты же знаешь, разлюбезная моя Доната, что имен информаторов я не разглашаю принципиально.
— Боже мой, ты разговариваешь так, будто мы вылавливаем торговцев наркотиками! — нетерпеливо воскликнула она.
— Так ведь и в нашей столь заурядной профессии не обходится без острых углов!
— Знаю, знаю! Речь идет о проекте банка «Меркатор», да? И что же ты узнал?
— Директор Польт распорядился устроить выставку поступивших проектов.
— А дальше?
— Вчера состоялось нечто вроде предварительного просмотра.
Доната попыталась расслабиться, откинулась на спинку кресла и положила ногу на ногу.
Заметив, что она перестала спрашивать, он продолжил речь уже по собственному почину:
— Твой проект, Доната, вызвал особый интерес. Господа перед ним останавливались и обсуждали его.
— Ну, это еще ничего не значит, — трезво рассудила она.
— Не говори! Мой информатор уверен, что мы проходим, по меньшей мере, в следующий тур конкурса.
Речь шла об одном из тех конкурсных заданий, при которых проекты подаются анонимно, и Доната спросила:
— Каким образом он вообще узнал, что этот проект — мой?
Его безымянный палец снова скользнул по усикам, значительно более темным, чем густые и уже седеющие волосы Штольце.
— Мне удалось передать этому человеку некоторые секретные данные.
— Хорошая работа, Артур!
— Да ну, пустяки.
— Скажи, а твой информатор не имеет влияния на окончательное решение?
— К сожалению, нет.
— Я бы сказала, что это даже лучше, — произнесла Доната. — Как бы я ни жаждала осуществления проекта (Боже ты мой, семь разных вариантов, ох и работка!), все же мне никак не хочется прослыть пронырливой мошенницей.
— У тебя слишком чувствительная совесть, Доната. Ты помнишь конкурс проектов гостиницы для фирмы «Штиммбок»?
— Еще как помню! Коллега Клюге подал проект, на котором за массой деревьев и кустов вообще невозможно ничего разобрать…
— …И все же получил заказ, — добавил Штольце, — потому что, как выяснилось позже, был сокурсником менеджера этого мероприятия.
Хотя Штольце знал существо дела не хуже, чем она, Донате не хотелось ограничивать разговор сказанным.
— А верхом бесстыдства было то, что он еще и нагло скопировал мой проект! — воскликнула она, сверкая глазами.
— Причем ввел в него так много пустяковых изменений, что никогда не удалось бы доказать факт плагиата, — продолжал Штольце. — Вот я и хочу заметить, разлюбезная моя Доната: с какой же гадостью приходится сталкиваться представителям нашей профессии!
— Никогда не перестану вспоминать об этом без возмущения.
— Было бы жаль, если бы перестала. Видеть тебя в бешенстве — это ведь особое наслаждение.
Оба расхохотались.
— Скажи, Артур, ты действительно думаешь, что в деле с банком «Меркатор» у нас есть шансы?
— Разве я иначе посоветовал бы тебе горбатиться над проектом? Я не сторонник напрасных денежных затрат, как и напрасной траты времени. Тебе это хорошо известно.
— Конечно, Артур… Только за последнее время у нас из рук уплыло так много заказов…
— Так ведь в одном Мюнхене несколько тысяч архитекторов, чего же ты ждешь?
— Ты прав, Артур. Мне жаловаться не на что: ведь я никогда не работаю совсем уж даром. Те проекты, которые не удается реализовать немедленно, почти всегда можно предложить в других обстоятельствах и в том же или измененном виде вновь выставить на обсуждение.
— Ну, вот видишь, — суховато заметил он.
— Но иногда мне бывает страшно, — призналась Доната.
— На тебя это совсем не похоже.
— Да, я очень неохотно и сама себе в этом признаюсь. — На ее губах появилась слабая улыбка.
— Ты что же, боишься, что у нас вообще не будет заказов? Нет, дорогая Доната, это все химеры. Во всяком случае, нам уже не раз удавалось благополучно преодолевать безводные пустыни.
— Да. Благодаря твоим деньгам.
Она сразу же пожалела, что произнесла эти слова. И без того Штольце был более чем уверен в своем значении для фирмы и в праве на благодарность Донаты.
Он взглянул на нее своими карими, чуть грустными глазами удивленно и очень внимательно.
— Что же тут такого?
— Ничего, пока ты это выдерживаешь. Но ведь тебе может прийти в голову (или Алина внушит тебе такую мысль), что надежнее и удобнее было бы вкладывать деньги в ценные бумаги.
Он удивленно поднял свои темные брови.
— Ты подозреваешь, что я поддамся искушению жить с удобствами?
— Нет, конечно! Ты трудишься ради фирмы не жалея сил. Но именно это может показаться тебе рано или поздно чрезмерным. Алина мне уже жаловалась, что ты уделяешь ей мало внимания.
— Если бы я перестал вести трудовую жизнь, ей бы это было еще менее по нраву, не говоря уже о том, что трата денег — одна из ее главных страстей. Конечно, Доната, ценные бумаги и муниципальные облигации гарантируют твердый доход, это верно. Но проценты с них составляют едва ли половину того, что я зарабатываю в фирме. Поэтому тебе, Доната, беспокоиться не о чем. Уже потому, что у меня такая дорогостоящая жена, как Алина, я не могу себе позволить изъять мои деньги из нашего предприятия.
Доната вздохнула с облегчением.
— Я рада этому разговору.
Он обнажил в улыбке свои удивительно совершенные зубы.
— Я тоже. — Потом сунул руку под крышку письменного стола. — По такому случаю надо бы глотнуть вот этой жидкости, как ты считаешь? — Он поставил на стол бутылку выдержанного коньяка.
Доната вскочила.
— В такую рань? Я не могу, Артур, право, не могу.
Он засмеялся.
— Ничего другого я от тебя и не ждал. Но я-то могу позволить себе глоток?
Она подбежала к нему, чуть коснулась губами его лба и сразу же направилась к двери.
— Ты можешь себе позволить все, что тебе заблагорассудится! Ведь именно ты — тот человек, которому принадлежит здесь решающее слово!