Илинка ждала ее. Как обычно, она тут же пожалела, что рассердила мать, и теперь искала примирения. Она дочистила картошку и стала мыть ее. Кристиана не обратила на это никакого внимания и захлопотала у плиты. Открыла дверку, помешала в печи кочергой, затем подбросила уголь, который тут же вспыхнул, разбрасывая во все стороны искры.
— Мамочка, ты знаешь Жоржиану, правда? — спросила вдруг Илинка так, будто между ними не было неприятного разговора. — Дочь доктора Дорнеску, помнишь?
— Думаю, что да, — ответила Кристиана, давая понять, что больше не сердится. — Кажется, вы когда-то сидели за одной партой?
— Это было в самом начале, когда я только приехала сюда из Бухареста. — Илинка почему-то растягивала слова. — Несколько дней, пока ее соседка по парте не ходила в школу. Ну так слушай. Выходим мы сегодня из школы вместе с Жоржианой, и я никак не могу понять, зачем это она меня провожает до автовокзала и даже ждет вместе со мной, пока не приходит мой автобус. И вообрази, что же оказалось. Она схватила тройку по географии, а когда с ней такое случается, она, чтобы не получить взбучки от матери, не идет прямо домой, а специально болтается просто по улицам. По два, по три часа. Мать начинает нервничать. Она вообще строгая и не дает ей воли… Ну как бы тебе сказать… Психованная! — выпалила Илинка, убежденная, что подобрала термин, точно характеризующий темперамент матери Жоржианы.
— Илинка, что за выражения! — воскликнула Кристиана.
Она начала мыть посуду — это была самая неприятная работа в условиях Синешти, где все время приходилось подогревать воду на печи и разливать ее по тазам.
— Извини, мамочка, но не прерывай меня на самом интересном месте, прошу тебя! Итак, — продолжила она свой сенсационный рассказ, — эта чокнутая мамаша начинает лезть на стенку…
— Что?! — На минуту Кристиана даже остолбенела, но не выдержала и расхохоталась: эта девчонка просто неисправима…
— Ну вот… — протянула Илинка, скрывая свое смущение. Она даже покраснела, Кристиана отметила это про себя и решила ей лишний раз не выговаривать.
— Ну так вот, мать Жоржианы каждый раз пугается и. представь себе, звонит отцу на работу и заставляет беднягу справляться обо всех несчастных случаях в городе, а сама плачет от отчаяния. Подумать только, что эта сцена разыгрывается каждый раз, когда Жоржиана выкидывает такие номера! Конечно, это случается не слишком часто, но все же… Вообще-то она учится хорошо, но ведь каждый может схватить плохую отметку, все мы люди, верно?
— Слушай, — спросила Кристиана, — как это ей не надоедает разыгрывать каждый раз тот же самый спектакль?
— Что ни говори, это умная тактика! — Илинка не скрывала своего восхищения.
— Только для слабонервных, моя дорогая! Думаю, что на меня едва ли произвело бы впечатление подобное представление — оно в дурном вкусе! Во всяком случае, не советую тебе поддаваться соблазну попробовать…
— Ну вот, мамочка, — обиделась Илинка, — а мне-то это зачем?
— Ладно, не обижайся. — Кристиана решила на всякий случай выяснить, не связан ли рассказ о Жоржиане с отметками собственной дочери. — Скажи-ка лучше, как у тебя с уроками? Успеваешь?
— Ничего, — ушла Илинка от прямого ответа и тут же возмутилась: — Эти училки ужасны! Каждая думает, что нам нечего больше делать, как только учить ее предмет — «самый важный, самый нужный»! Задают и устно, и письменно, а если так по каждому предмету, — заключила она, — то просто не остается ни одной свободной минуты!
— Нечего жаловаться, ты не первый день в школе, — заметила Кристиана. — Сама же теряешь время на пустяки.
Илинка притворно надулась и ушла в свою комнату готовить уроки.
Оставшись одна, Кристиана вымыла посуду, вытерла ее и поставила в кухонный буфет. Потом надела свой самый толстый свитер, связанный специально для здешних морозов, и пошла выплеснуть воду, оставшуюся после мойки посуды. Стоило открыть дверь, как сразу в лицо ей ударила волна обжигающего холода, тут же устремившаяся в глубь дома.
Кристиана вернулась озябшая, от мороза у нее перехватило дыхание. Она остановилась у печки погреться. На дворе завывал ветер.
«Ветер трогает толкую струну» — вспомнилось ей. Так говорила мать Думитру.
Мыслями она невольно обратилась к этой одинокой старой женщине, которая так за них волновалась, так хотела, чтобы у них был свой дом…