Глава седьмая
Они прибыли на место, когда солнце клонилось к закату. Батарея располагалась в большом селе, протянувшемся вдоль шоссе на несколько километров. Остановились на небольшой площади в центре, возле церкви. Ниже по склону, в конце круто спускавшейся пыльной дороги, виднелись темные стены мрачного замка, возвышавшиеся над группой раскидистых высоких вязов.
Уточнив что-то у проходившего мимо старшего сержанта, Никулае и Думитру продолжали путь, заглядывая через ограды во дворы. На улицах у ворот толпились солдаты из всех частей дивизии. Кавалеристы и артиллеристы вели лошадей на водопой, кто-то тащил за плечами связки сена и соломы. Во дворах разводили костры, ставили треноги. В открытые окна домов можно было видеть сержантов и солдат за столом вместе с хозяевами, поднимающих чарки с цуйкой или вином, напускающих на себя важность, стреляющих взглядами на хозяйских дочек, которые исподволь тоже засматривались на них и краснели. На воротах мелом загадочными знаками были обозначены номера частей и подразделений, от полков до отделений. Все эти люди нашли себе приют на ночь в большом селе с крепкими хозяйствами и чувствовали себя так, будто они здесь с тех пор, как свет стоит.
В широком дворе разместились в ряд три 76-миллиметровых орудия их батареи. Орудия были накрыты пропыленными брезентовыми чехлами. Около двадцати черных лошадей с широкими крупами, освещенные фонарями, похрапывали в сарае. Повсюду толчея, шум.
— Сильна маскировка. Фронт-то рядом! — с досадой проворчал Никулае на ухо Думитру, который знаками подзывал показавшегося во дворе сержанта Миродана.
Белокурый сержант, обрадованный возвращению командира, встал по стойке «смирно» и без роздыха доложил о всех наиболее важных событиях, происшедших во время отсутствия Думитру. Где они воевали, кто погиб за это время, какие подкрепления прибыли, что ему было известно о предстоящих боях… Думитру внимательно слушал своего сокурсника по военному училищу. И друга.
Он часто вспоминал, как Миродану было присвоено звание капрала. Капитан Гаврилеску, командир роты курсантов, не выносил Миродана, иначе как «коммунистом» его не называл. Все в свое время стали капралами. За исключением Миродана. Так было до весны, когда полковник, начальник училища, проводил инспекторскую проверку. Верхом на лошади он остановился напротив Миродана, смотрел на него какое-то время, потом спросил:
— У тебя какое образование?
— Студент юридического факультета, господин полковник!
— И тебе не стыдно перед своими товарищами, у многих из которых образование ниже? Все капралы, а ты до сих пор ефрейтор!
Глаза молодого курсанта потемнели.
— Я не могу вам доложить, господин полковник. Только господин капитан может объяснить, — с явным намеком ответил Миродан.
Полковник удивленно посмотрел на Гаврилеску, которого хорошо знал и недолюбливал, подозревая давно, что тот замешан в одном до сих пор непроясненном деле.
— Он ленив, недисциплинирован, господин полковник, — отчеканил командир роты механически. — До сих пор почти ничего не усвоил из программы боевой подготовки…
— Что ты говоришь, капитан! — иронично улыбнулся полковник. — Ну, давай посмотрим!
Капитан неопределенно пожал плечами, метнув злой взгляд на Миродана. Ефрейтора вызвали из строя, и «кабан», как между собой звали Гаврилеску курсанты, начал подавать команды. Надо сказать, что подобного экзамена на звание капрала не сдавал еще никто.
— Ложись! По-пластунски вперед! Приготовиться к атаке!
Лужи на учебном плацу по очереди принимали в свои объятия курсанта, который без устали бегал, падал, поднимался, полз.
— Броском вперед!
Миродан, бренча штыком и лопатой, с оружием в правой руке наперевес устремлялся вперед, не переводя дыхания, потом останавливался в начинающей подмерзать грязи и плюхался в нее.
— Пулемет к углу забора!
И снова ефрейтор сжимался в комок, занимал позицию для стрельбы, обдирая себе руки о крупчатый снег. За ним, довольно улыбаясь, шел полковник. «Кабан» посерел от злости.
— Видишь, капитан! — сказал наконец полковник с явным раздражением в голосе. — Отличное исполнение! Какая быстрота, самоотверженность!
Капитан кусал губы вместе с усами, но продолжал подавать все новые и новые команды.
Когда придирчивый экзаменатор уже просто устал, ефрейтор Миродан встал по-уставному с оружием к ноге, весь в грязи, но с выражением упорства на лице, словно хотел сказать: «Ну что, взял?» Все мышцы его дрожали от напряжения. Курсанты про себя смеялись над «кабаном».