Еще одна встреча состоялась в Ганновере на Международной ярмарке у большого стенда с канцелярскими товарами. Стоявший там представитель фирмы вдруг услыхал русскую речь и с радостью бросился к нам. Это был бывший гауптман, командир роты, работавший в плену на Горьковском автозаводе бригадиром слесарей. Он с гордостью сообщил о том, что был стахановцем, и поведал такую же трогательную историю своей дружбы с нашими рабочими. Когда мы с коллегой стали уходить, он принялся одаривать нас сувенирами и передавать приветы всему Горьковскому автозаводу.
Однажды коллеги-немцы пригласили съездить в Трир, на родину Карла Маркса, а, возвращаясь, мы остановились ужинать в небольшом уютном придорожном ресторанчике. Нас было шесть человек, мы сдвинули два столика и кушали, негромко беседуя. Неожиданно один из двух пожилых немцев, сидящих за моей спиной, обратился ко мне и попросил разрешения поговорить. Я пересел к нему, его знакомый ушел, и мы начали неторопливый разговор. Мой собеседник — большой седой красивый старик, представился как бывший полковник вермахта, начальник госпиталя, военный врач во многих поколениях, угодивший в наш плен зимой 1944-го под Корсунь-Шевченковским. Вместе с ним в плен попала и его жена, работавшая в госпитале переводчицей, владевшая шестью европейскими языками, в том числе русским. В настоящее время она известная в ФРГ писательница.
В госпитале было много раненых, и его немедленно перевезли в Новошахтинск. Кто-то распустил слух, что здесь раненых будут уничтожать руками своих же врачей и немецкие врачи сразу же попрятались в среде военнопленных, чтобы не участвовать в убийствах. Лечить раненых стали советские врачи во главе с женщиной-майором. Он назвал ее еврейскую фамилию, имя и отчество, а я подумал, каково же ей было это делать, если она, наверное, имела расстрелянных гитлеровцами родственников.
Когда администрация лагеря выявила немцев-врачей, наша женщина-майор привезла в госпиталь машину медикаментов и, оставив, сказала:
— Лечите сами, а нам надо дальше, на запад.
В 46-м в Новошахтинске у него родился сын, который в настоящее время уже окончил медицинский факультет и очень просит его организовать поездку на родину.
— Я и сам хотел бы с ним поехать, — медленно, но правильно выговаривая русские слова, продолжал мой собеседник. В вашей стране я провел шесть не самых плохих лет своей жизни. Многое узнал, многое понял, очень много передумал. Если бы было можно оттуда, из Новошахтинска, сказать всему вашему народу: простите, спасибо, будьте счастливы.
Он протянул мне визитную карточку, попросил узнать о возможности поездке в Союз и позвонить. Визитку при первой же своей поездке в посольство я передал лично консулу Андрею Николаевичу Козлову, сопроводив подробным пересказом услышанного от полковника. Как мне казалось, он проникся пониманием и обещал все устроить.
В Аахенской Высшей технической школе я был в Институте электрометаллургии, которым руководил профессор Гельмут Винтергагер. Небольшой коллектив преподавателей и научных работников стал местом моего почти годичного пребывания.
Тема моей научной работы и все с ней связанное может быть когда-нибудь станет предметом отдельного, весьма интересного повествования. А сейчас мне хотелось бы рассказать об отношениях с немецкими коллегами, о своих впечатлениях от контактов с ними на уровне обычного человеческого общения.
Ехать в длительную командировку мне не хотелось: жена была в интересном положении, были проблемы с ее здоровьем, оставлять ее в таком состоянии было очень трудно. Но товарищ из вышестоящих инстанций, беседовавший со мною в нашем Министерстве, сказал, что отказываться нельзя, принимающая сторона выбрала меня и, отказываясь, я подвожу страну.
Потом он рассказал о разгуле реваншистов в ФРГ, все выше поднимающих голову неонацистах, стремящихся к пересмотру итогов Второй мировой войны, о воинственных антисоветских кампаниях и в конце концов убедил меня, что ехать надо.
Немецкие коллеги встретили сдержанно, но дружественно. Братания не было, но я постоянно чувствовал их желание помочь осмотреться, разобраться и понять. Мой куратор, в тот период первый доцент Иоахим Крюгер, делал все возможное, чтобы я чувствовал себя равным среди них и с пользой провел научную работу, предусмотренную планом командировки. Он весьма корректно предоставил мне возможность освоить немецкий язык до уровня, позволяющего вести беседы, не прибегая к использованию семафорной азбуки. После этого он разрешил своим коллегам обращаться ко мне с любыми, не касающимися работы вопросами, в период кофе-паузы.