Добравшись до своей арендованной квартиры я сразу направляюсь в комнату, где храню все самое ценное, что у меня есть. А поскольку особенно похвастаться я ничем не могу, то рисунки, а их у меня около двух десятков, являются для меня особым даром и приносят тепло на душе. Но одновременно и тревогу… Потому что в какой-то степени я чувствую определенное дежавю и смущена этим фактом.
Взяв в руки эти картинки я листаю вперед, я их хранила в порядке новизны и самые старые фото были позади и несколько меня смущали и вводили в замешательство. Ведь если на более новых были два человека, то на старых — три.
— Здравствуйте, Вы кого-то ожидаете? — Встречаю мужчину, который сидит под палатой пациента и что-то ищет в телефоне.
— Добрый, а Вы кто? — Поднимается он и бестолково смотрит на меня, как будто я не медсестра, а девушка, которая непонятно что здесь делает.
— Я — Кира Геннадьевна, медсестра данного отделения. — Как можно спокойнее говорю ему и скрываю тот факт, что по моей униформе и бейджике на халате явно можно было понять, кто я и что я.
— А где Марина Федоровна? — Ищет он глазами кого-то по коридору, словно моя коллега сейчас выпрыгнет из-за спины и прокричит, что это розыгрыш и мы все вместе весело посмеемся.
— Заболела. Сегодня я за нее. — Процеживаю сквозь зубы к нему, потому что по взгляду понимаю, что он явно не в восторге видеть меня и ставит под сомнение мою компетентность. Какое-то странное понимание возраста. Если человек молодой, то значит глупый и не разбирается ни в чем. Хотя, если так положить руку на сердце, то та же Марина Федоровна уже во многом мне проигрывает и не справляется на работе. Я конечно уважаю возраст и ее прошлые заслуги, но как-то возникает вопрос — почему я должна работать теперь за двоих и всегда прикрывать ее? Ведь зарплата то у меня раза в четыре меньше, а работаю я здесь раз в десять больше чем женщина. А тут еще и приходят непонятно кто и только одним взглядом показывает, что я ничто и звать меня никак. — А кто Вы, простите за такое нескромный вопрос?
— Антон Валерьевич — отец Анжелики, которая является пациентом этой больницы. — Да, ну уже неплохо, значит не просто так здесь трется, а находится с определенной целью.
— Так Поступаленко Анжелика Антоновна — ваша дочь? — Я еще не видела эту пациентку, но знаю, что девочке четыре года и она имеет очень коварную болезнь — гемангиома. Позавчера ей сделали операцию и для убеждения, что все прошло хорошо и ничего ей не грозит было рекомендовано остаться в больнице на два-три дня.
— Да. Вы будете ее осматривать? Или кто-то другой? — Видно было по реакции этого человека и по его словам, что он ожидал, что придет кто-то другой, а я просто так — постою и в носу поколупаю.
— Я. А Вы пока что побудьте здесь, я к Вам подойду, когда завершу обзор. — И не дожидаясь его очередной уничижительной реакции касаемо моей компетенции открыла дверь в палату и зашла внутрь при этом закрыв дверцу перед носом этого Валерьевича.
— Привет, я — Кира, а ты наверное Анжела? — Протянула я руку девочке для рукопожатия. Ведь дети в большей степени запоминают определенные жесты и движения, как символ дружбы и открытости.
— Привет. Да, Анжела, — закивала малая головой и улыбнулась, — а тети Марии не будет сегодня?
— Нет, сегодня не будет, но ты позволишь мне осмотреть тебя? Обещаю — больно не будет. — Улыбнулась девочке в ответ, потому что она была такая забавная и интересная, как будто маленькая куколка. А к горлу ком подступал от понимания того, какая коварная болезнь преследовала это маленькое чудо.
— Хорошо. Я тебе веру, потому что у тебя красивые глаза. А люди с красивыми глаззами говорат правду. — Так вот почему она стала так внимательно заглядывать мне в глаза. Еще ни разу не слышала такого интересного замечания от малых.
— Спасибо, маленькая. Я тебе тоже верю, потому что у тебя тоже очень красивые глаза, а люди с красивыми глазами говорят, что? — Дети очень любят, когда взрослые общаются с ними на равных и думают так же. Они тогда чувствуют, что ты тоже из того же теста и открываются перед тобой и не боятся этого.
— Правду! — Воскликнула Анжела и начала кивать энергично головой, да так, что ее белые кудри начали выпрыгивать на голове, как преданные фанаты джазовой музыки на концерте любимой группы.
Тронутая таким упорством ребенка, имеющего такую огромную проблему, но не сломлена этим, приступаю к осмотру и с облегчением выдыхаю, потому что все хорошо и заживает, как должно быть. Рецидивов не выявлено.