— Десять, — ответила я. — Мы задержались у Лу. А это Ругер.
Мама медленно подняла голову с подушки и посмотрела в сторону двери. Застыв на мгновение, она вдруг вскочила и отбросила в сторону плед. Прежде чем протянуть Ругеру руку, она поправила пояс своего желтого халата.
Мама, конечно, не устояла перед его улыбкой, ей словно тоже передалась его лучистая радость.
— Поставим чайник? — предложила она, проведя рукой по волосам.
Мы сидели на кухне, мама зажгла свечи в канделябре. Ругер взял пять кусков поджаренного хлеба и намазал джемом, а сверху положил сыр. Мама терпеть не могла, когда папа так делал, но на этот раз не подала виду.
— Папа звонил?
Мама покачала головой:
— Нет, со вторника ни весточки. Он, наверное, ещё и не начал толком работать. — Мама сделала глоток чая с таким звуком, будто пыталась проглотить камень. Она поставила чашку на стол, глядя на пламя свечей, и я заметила, что в глазах у нее слезы. Тогда я пересела поближе к ней и обняла за желтые махровые плечи.
— Может быть, сами позвоним? Он оставил какой-нибудь номер?
— Он обещал позвонить, как только прибудет на место. Кажется, сначала он должен был оказаться в Арьеплуге.
Шмыгнув носом, она взглянула на Ругера:
— Мой муж распространяет лечебные препараты, — объяснила она.
— Я знаю, — ответил он. — Элли рассказывала.
— Мы немного беспокоимся, что из этого выйдет. Но ведь они не стали бы выпускать продукт, если бы не верили, что он будет продаваться?
— Конечно, не стали бы, — поспешно вставила я.
И он, конечно, не станет впадать в депрессию, если никто не будет покупать это лекарство. Он ведь не виноват.
Честно говоря, когда речь зашла о папе, я стала немного беспокоиться о том, что скажет Ругер. В жизни папы было немало загадочных моментов, но мне не хотелось заводить о них разговор сейчас.
— Как дела у Лу? — спросила мама, глядя на меня. Наверное, она тоже считала, что эта тема будет более уместной.
— Неплохо, — ответила я.
— А мне кажется, очень хорошо, — сказал Ругер.
— Вот как? — удивленно произнесла мама, переводя взгляд с меня на Ругера.
— Почему ее держат там? — невинным тоном поинтересовался Ругер. — Какая от этого польза? То есть с ней же все в порядке…
— Сегодня — да, — прервала его я. — Но, поверь, не всегда.
— Мы очень боялись, что не сможем остановить ее, если она снова вздумает навредить себе.
— Она только этим и занималась! — я заметила, что произнесла это немного агрессивно. Как будто Ругер не имел права сомневаться в правильности нашего решения.
— Я знаю, успокойся, — сказал Ругер. — Я только хочу сказать: может быть, ей уже лучше?
— На это мы и надеемся, — ответила мама, — что там ее вылечат.
— Я, но крайней мере, надеюсь посмотреть вместе с ней «Рождественский календарь», - заявил Ругер, допивая чай.
Сердце снова защемило, жестко и безжалостно. Я спрятала взгляд, чтобы не выдать себя.
— Как хорошо, что ты снова дома, — тихо произнесла мама, обнимая меня. — Надеюсь, ты идешь завтра в школу?
— Угу, — кивнула я, глядя на Ругера.
— Я могу постелить Ругеру на диване, — предложила мама.
— Не стоит. Лучше я буду спать с Элли в ее кровати, — спокойно ответил Ругер.
Сначала мама застыла, как статуя, но уже через мгновение рассмеялась легко и тепло.
— Ну, тогда спокойной ночи! Разбудить тебя, чтобы ты успела собраться? — спросила она.
— Конечно, — ответил Ругер вместо меня.
Моя лучшая вещь
Мы лежали в моей комнате, перешептываясь в темноте. Поначалу я никак не могла привыкнуть, что Ругер лежит рядом со мной, но вскоре мне уже казалось, что это самое обычное дело — пожелать маме спокойной ночи и вместе забраться под мое розовое одеяло. Бабушка сшила его из разных лоскутков, я очень люблю это одеяло. Возможно, это лучшая вещь из всех, что у меня есть. После Ругера, конечно. Хотя человека нельзя считать своей вещью. Можно только брать его на время, быть рядом с ним. Эта история с ревностью и вправду застала меня врасплох. До сих пор я думала, что этим страдают только очень неуверенные в себе люди с узкими взглядами на жизнь. Теперь я знала, что ревность касается и меня. Пусть Лу и Ругер нравятся друг другу, но не слишком сильно и не так, чтобы я осталась в стороне.
— Мне очень нравится твоя сестра, — внезапно произнес Ругер.
— Знаю, — отозвалась я, как можно более спокойным тоном. — Это заметно!
— Неужели ей и вправду нужны все эти лекарства?
— Не знаю. Она, по крайней мере, считает, что нужны.
Он гладил меня теплой ладонью вдоль позвоночника, зная, как я люблю, когда он с силой проводит ладонью по коже — до мурашек.