Я хотела закрыть кран, однако папа оказал неожиданно мощное сопротивление.
— Ты же ошпаришься! Включи хотя бы холодную воду!
Но мой отец превратился в упрямого осла, которого не интересовало, что я говорю. Я бросилась к крану и в результате не только сама угодила в ванну, но и ударилась лбом о переключатель душа, а челюстью — о край ванны. Помню только взрыв в голове и звезды перед глазами, совсем как в комиксах.
Наверное, я потеряла сознание. Пришла в себя только на руках у папы. Он сидел на крышке унитаза и покачивал меня, прижимая к себе. У меня текла кровь — изо рта и из раны на лбу, — а он бормотал скороговоркой:
— Можешь простить меня? Сможешь ли ты простить меня?
— Не знаю… Наверное, нет, — прошамкала я, нащупав языком, что во рту не хватает как минимум одного зуба.
Вот так я вытащила папу из ванны.
Мы оба принялись искать мой зуб. Нашли мы его одновременно — он блестел маленьким камешком на дне ванны.
— Папа, оденься, — скомандовала я, пока мы ждали такси. Зуб я положила в спичечный коробок, будто боялась, что он сбежит.
Вот так и вышло, что мой папа наконец выбрался из ванны. Ему пришлось натянуть на себя весь комплект одежды: брюки, рубашку, носки и ботинки, а выходя из прихожей, он прихватил и куртку.
Мы прождали три часа. А когда, в конце концов, оказались в кабинете зубного, он сообщил, что уже поздно — прошло слишком много времени. Зуб, лежащий в спичечном коробке, нам больше не пригодится, а мне поставят новый, из пластмассы.
Выбора у меня не было. Пластмассовый — так пластмассовый. Ему суждено было вечно оставаться белым на фоне темнеющих с годами настоящих зубов. Но тогда я ещё ничего не знала об этом. О том, что будет потом с моим зубом. И со всем остальным.
Мы отправились домой. Был погожий октябрьский день, и пана неожиданно оказался в отличном расположении духа. Вот это сюрприз! Я не могла припомнит чтобы кто-то из нашей семьи в последнее время был таком хорошем настроении.
Он сказал, что ему нравится гулять со мной по городу.
— Может быть, купим продуктов и приготовим что-нибудь вкусненькое? — торжественно предложил он.
— Для мамы это точно будет сюрприз! — я хотела улыбнуться, но нёбо после операции ужасно болело.
— И для Лу, — добавил он, — она-то уж точно не рассчитывает на праздничный ужин?
— Да уж, — согласилась я.
— Ах да, — спохватился он, — она же не дома. Наверное, она попала в больницу из-за меня? Как думаешь? Скажи правду!
— Может быть. А может, и нет. Какая разница?
Он задумчиво кивнул, словно размышляя над моими словами.
Мы зашли на рынок и купили лосося и экзотических фруктов, похожих на морские звезды и бабочек. У папы явно был прилив сил, и вскоре пакет, который он нес в руках, оказался набит до отказа.
У меня болела голова, и я опасалась, что это сотрясение мозга. Вдобавок к выбитому зубу. На лбу у меня красовался большой кусок пластыря, а в черепной коробке пульсировала боль.
Но я ничего не говорила, чтобы не испортить папе настроение.
Дома мне пришлось лечь: перед глазами плыл туман.
Папа напевал: кажется, раньше я никогда такого не слышала. Во всяком случае, на кухне он не пел. Выстрелила винная пробка, звякнула крышка кастрюли, которую папа уронил на пол.
А потом пришла мама. Я услышала, как хлопнула входная дверь и как во всей квартире наступила ужасная абсолютная тишина.
Сюрпризы
Вообще-то мама должна была обрадоваться, что папа выбрался из ванны. И что он хозяйничал на кухне, тоже должно было ей понравиться. Но то, что он зажег свечи в праздничном канделябре, — это было уже слишком.
Когда мне надоело прислушиваться к тишине, я осторожно вышла из комнаты. Папа замер с обгоревшей спичкой в руках. Канделябр не чистили уже лет сто — с тех самых пор, как к нам в последний раз приезжала бабушка, — а теперь в нем сияли четыре свечи.
Папа попробовал улыбнуться — это и стало главной его ошибкой. До того момента катастрофы еще можно было избежать, но дурацкая папина улыбка все испортила.
Сами стены затаили дыхание, когда мама ухватилась за спинку стула, выкрашенного голубой краской.
— Позвольте поинтересоваться, что это мы празднуем? — произнесла она тоном Снежной Королевы.
— Мы просто… как бы приготовили ужин… — пробормотал папа, чуть громче тиканья кухонных часов.
— И как бы зажгли свечи. И как бы открыли бутылку вина! Что за безумие! Чем сегодняшний вечер отличается от остальных???
— Я выбрался из ванны, — пискнул папа мышиным голоском.
Мне захотелось его пнуть, чтобы он понял, что выбрал в корне неправильную линию поведения. Гитта Борг, моя мама и папина жена, стояла подбоченившись и всем своим видом напоминала артиллерийское орудие. А папа, глядя на нее, то краснел, то бледнел.