Ветер разыгрался не на шутку, то подгоняя его в спину, то, наоборот, толкая в грудь, будто не мог решить: помогать человеку или проверить его упорство. Не было четкого направления у этого воздушного монстра, но мужчина продолжал движение вперед, не обращая на него никакого внимания.
Зима пришла рано, внезапно и одним днем, но снега было совсем мало. Несколько раз падал легкий, еле — еле покрывая асфальт, и тут же был сметен сильнейшим ветром в щели дорожных колодцев, пожухлую траву и к обочинам. Дорога была покрыта тонюсенькой ледяной коркой, и без снежного покрывала становилось очень трудно передвигаться, не спасала даже соляная, разбавленная песком, присыпка. Водители, вовремя "переобутые" в шиповку, — и те не чувствовали себя в безопасности, снижая скорость и крепче держась за руль.
Мужчина посмотрел на фонарь, высветивший нужный дом, и заметив табличку с цифрой «32», расслабил плечи. Слава Богу, дошел. Поднял взгляд выше, на окно, в котором раньше видна была хрупкая фигурка, поджидающая его и нетерпеливо ерзающая на подоконнике. Сегодня окно было темным.
Он ощутил горечь. Знал, что, скорей всего, никого нет дома, но надеялся до последнего увидеть прежнюю картину. Ему все эти месяцы не хватало её. Жил как раньше, но все сильней пробирало чувство чего-то потерянного, оставленного где-то, и с каждым днем росло желание это найти. Вернуть.
Когда он понял, в чем причина, что именно он оставил и хотел обрести вновь, тело прошил разряд. Разом, одним моментом, как и зима в этом году. Он отрицал до последнего, не верил, не мог принять, но факт оказался неоспорим. Непреложен как истина бытия. Как смерть и рождение.
Он хорошо помнил тот день. Ехал домой, после бани, куда приходил с друзьями попариться, потрепаться и пропустить пару кружек темного нефильтрованного, и чувствовал уже ставшую привычной тоску. Раньше после бани он чувствовал совершенно другое. Молодым себя чувствовал, обновленным и в то же время расслабленным до «не могу», а теперь вот… грызло что-то — то, чему не было названия и конца.
До дома оставалось минут десять, когда вдруг яркой вспышкой мозг пронзил образ: косая челка, огромные голубые глазищи и лукавая улыбка, открывающая небольшую диастему. Вспышка мелькнула и исчезла, а Костя мгновенно вспотел, словно опять оказался в парилке. И как только он вспомнил имя той, что улыбалась, сразу, в ту же секунду, понял причину своего состояния.
Сейчас он стоял и смотрел на темное пятно в белой раме, никого сегодня не ждавшее, и представлял, что за ним — за стеклом — спит та, от которой можно было убежать много лет назад, закрыв за собой плотно дверь. Оставить, как ненужный хлам, и забыть. Чтобы окунуться в бешеный водоворот дел и страстей, достойных настоящего мужика.
Костя поежился и, стряхнув с плеч сомнение, зашел в подъезд. Пригладил волосы, опустил воротник и неслышно поднялся на третий этаж, иногда перескакивая через ступени. Вот и она, восьмая квартира.
Дверной звонок был вырван с корнем, замок измазан жвачкой, уже засохшей от времени и потемневшей от грязи, сама дверь была со вмятиной внутрь, как будто выбивал кто, и, наверное, так и было.
Никто не знает, как словами передать ужас, волнение, растерянность и шок. Каждое чувство по отдельности — можно, но все вместе, этот коктейль, долбаный смузи — вряд ли. А то, что передать словами сложно, но очень хорошо можно испытать? В мгновение ока, сразу? Как рухнувшая на тебя волна окатила всеми эмоциями, не только тут же намочив одежду, но и смыв изнутри всю кровь.
Кровь отхлынула вместе с водой и устремилась вниз, на второй этаж… первый…
Он дотронулся до вмятины, пальцами повторяя форму углубления, потом начал отдирать жвачку, с каждым брошенным на пол куском становясь все злее на того придурка, который додумался это сделать. Достал маленький нож с очень тонким лезвием, проверил им сердцевину замка и понял, что резиновая гадость плотно и далеко застряла внутри.
Костя постучал: сильно, громко и особым ритмом. Если она дома — поймет и откроет, узнав его «почерк». И почти услышал торопливые шаги маленьких ног, наверняка обутых в объемные смешные тапки — мордочки коровок.
Почти.
Никто навстречу ему не бежал, не распахивал изуродованную дверь, крича «Ты!» и бросаясь на шею.
Никто.