Какой бы она больной ни была.
Зайдя в квартиру, разделся и вскипятил чайник. Выпив чашку горячего и крепкого, с каплей травяного бальзама, чая, решил принять душ. Согрелся изнутри — согрейся снаружи. Вытащил из шкафа полотенце, перекинул через плечо, но, подойдя к двери ванной, остановился.
— Бл*дь, да гори оно все! — Вернулся на кухню и выглянул в окно.
Нарисованные морозом узоры мешали четко видеть картину возле подъезда, но если он не убедится, что там все в порядке, то не сможет ничего делать дальше, как бы ни был уверен в обратном.
Он открыл окно.
Старое, с облезшей краской, оно немного воспротивилось, скрипя и заедая в шпингалете, но Костя оказался настойчив. Открыл, высунулся по грудь и громко выругался. Фигурка уже не сидела — спала, лежа на боку, возле скамьи, отдавая остатки своего тепла холодной земле.
— Ну какого же хрена! — Костя быстро закрыл окно и выбежал, как был: в тапках и раздетым, на улицу, кляня погоду, равнодушных людей, позднее время и себя. Знал ведь, чувствовал, что этим закончится! Нет чтобы настоять сразу, так куда там…
Выбежав, кинулся к лежащему телу и поднял на руки. Господи, да здесь живого весу — кило тридцать, не больше. Не удивительно, что чахоточник. Вернувшись в квартиру, отнес на диван, в самую маленькую из комнат, притащил подушку и одеяло из своей, укрыл, подложив под голову мягкое перо. Пусть согреется, а когда отпустит — проследит, чтобы принял ванну и выпил грог. Дай бог, температуры не будет.
Когда укрывал, приспустил шарф и замер взглядом на пухлых, четко очерченных и сочных, как спелая вишня, губах. Указательный палец, зацепившись за влажный от дыхания мохер, дернулся. Мужчина провел подушечкой по невероятной гладкости, повторяя контур и до колик желая попробовать, так ли вкусны, как кажутся, эти "ягоды".
— Не-ет, ты не парень, — прошептал. — А я лопух.
То ли его слова, то ли тепло, то ли что ещё послужило пробуждению девушки, но глаза её открылись и уставились прямо в его. Четко, одним движением ресниц "выстрелили" в зрачки, доходя до мозга.
Где-то в затылке зазвенела струна, а хриплый голос сказал:
— Я, кажется, знаю теперь, куда падают звезды.
Костя был настолько потрясен, что спросил, не думая, напоминая зомби:
— Куда же?
Глаза не отрывались — смотрели не мигая, пронзая его насквозь. Струна звенела все громче.
— За горизонт. Всегда далеко за горизонт. Так уж у них заведено.
— Правда?
— Да. Только там их можно найти и исполнить свою мечту. Теперь ты понимаешь, почему люди путешествуют? Они ищут звезды.
Костя ничего не понимал. Он смотрел на девушку, бывшую парнем до снятия шарфа, и чувствовал себя долбаным Буратино. Не день сегодня, а сказка, бл*дь, какая-то! Отсосный мультик прям!
Он наклонился, делая над собой усилие, и коснулся губами её лба.
Все встало, наконец, на свои места. Она бредила.
*****
В комнату нельзя, — донесся издалека знакомый голос.
— Наряд полиции прячешь? — этот был уже не знакомым, отрывистым и грубым.
— Чего мелочиться? Всю её, родимую.
Чей-то смех. Такой же отрывистый, как и голос.
— Показывай товар.
Что-то задвигалось, зашуршало. Все звуки доносились сквозь вату будто, были не совсем четкими. Это мешало.
— Как обычно?
— Обижаешь.
— Ладно. По одной? Так сказать, за успех мероприятия?
— В следующий раз адрес будет другим.
— Засветиться боишься?
— Предохраняюсь, бл*дь.
— Да ладно тебе, не мальчик — понял.
Какие-то хлопки и снова смех.
— Здесь товара больше не будет, не заходи.
— Говорю же, понял. Заведённый ты какой-то сегодня. Может, в комнате дело?
— Сестра там моя. Больная. Подозревают туберкулез, открытую форму. Лучше не суйся.
— Бр-р… Гадость какая.
— Не гадость. Сестра.
— Да я о болячке. А если заразишься?
— Что бог даст…
— Дурак ты. Давай, что ли? Глядишь, напоследок…
Она не знала этих двоих и знать не хотела, хоть голос первого и был знаком. Все, что она хотела, — открыть глаза и исчезнуть, уйти, скрыться. Где она? Почему не может двинуться? Опять происки отчима?
Хлопнула дверь, щелчок замка — плетью по нервам. Шаги. Кто-то подошел близко, стараясь не дышать. Кто?
Теплая рука коснулась лба, и стало сразу тепло всему телу. Словно обернули в одеяло.
— Температура спала… Теперь точно поправишься, — голос того, первого. Приятный, родной какой-то. Странно…