Внезапно меня, будто обухом, ударяет осознание своих же мыслей: детей нет, в доме только я и Джинни. На целый день.
В душу заползает липкий ужас. Становится трудно дышать. Стены спальни будто сдвигаются, не желая выпускать меня. И манят, манят обманчивым уютом и покоем, шелухой, за которой прячется жуть…
Невыносимо страшно… Кружится голова… Во рту сухо… Дрожащими руками кладу на язык безоар, тихо беру одежду и медленно отступаю к двери… Не разбудить… убедить… добраться до камина… Прежде чем закрыть дверь, долго смотрю на Джинни — это убедит дом в моей вере… Спокойно одеваюсь, иду умываться, игнорируя качающиеся стены… Спускаюсь вниз… Дом не верит. Дом смыкается. Манит на кухню голодом и жаждой, обманчивым ароматом свежего кофе, который готовит подаренный на свадьбу эльф… Дом не выпустит меня, пока я не глотну кофе! В кофе яд…
Я опрометью бросаюсь в гостиную, зачерпываю полную горсть пороха и, шагнув в спасительный камин, вспоминаю того, кто сильнее, того, кто убережет…
— Малфой-менор!
Перед зеленой вспышкой огня я вижу, как содрогается дом. И все тонет в цветном водовороте…
Глава 3
POV Драко.
Я не смыкаю глаз всю ночь. Я не могу спокойно лежать в кровати. До самого утра я мечусь по библиотеке, повторяя противоядия. Надежда цветет и не хочет уходить. Тревога грызет душу, заставляя вытрясывать из портрета крестного все, что тот помнил о ментальных искусствах.
В семь утра дом потряс звон из гостиной. Какую-то секунду я соображаю, кто мог припереться ко мне в выходной и с утра пораньше. Эмоции упрямо твердят, что это Гарри, а рассудок отказывается работать после бессонной ночи.
Я лечу вниз и застываю на пороге комнаты. Гарри там. Навзничь лежит на дорогущем ковре и смотрит в потолок, тяжело дыша. Я в шоке. Я рад, как ребенок. Я молчу и не могу поверить, что он здесь, что он пришел, пусть и не понимая, почему.
Гарри вскакивает и со стоном, пробившим меня до костного мозга, снова падает.
— Малфой! Малфой! Малфой, черт тебя дери! Драко-о-о!
Звук моего имени выводит меня из ступора, и я бросаюсь к нему, помогаю встать, придерживая за трясущиеся плечи. Все мое существо замирает от его близости, но сознание знакомым бархатистым голосом вопит, что Поттеру плохо и надо придержать эмоции.
— Все хорошо… Все хорошо, Гарри. Я здесь, — выдыхаю я ему в ухо.
Он цепляется в мои плечи со всей своей аврорской хваткой и отстраняется. На меня смотрит белое лицо с огромными глазами. Синие губы растянуты в улыбке, по лбу бегут розовые, переливающиеся золотом узоры, зрачки расширены так, что изумрудной радужки почти не видно. В их глубине плещется и нарастает безумие.
Часть меня, та, что является профессиональным целителем, хладнокровно ставит диагноз. Ломка, вызванная привыканием к какому-то производному Амортенции. Лечение: переждать, когда зелье выйдет из организма, помочь справиться с галлюцинациями, завязав пациента на «якорь реальности», позже успокоить нервную систему настойкой валерьяны и дать проспаться.
Я обхватываю лицо Гарри ладонями и мягко вхожу в его сознание. Блок дрожит, сдвигается, осыпается мелким крошевом. Запертые качества и память рвутся наружу, пытаясь занять полагающееся место и указать на спасение, разрушив основную, пережидающую кризис личность. Я выхожу из роли наблюдателя и всем своим сознанием мягко приникаю к мутной темной пленке блока, окутываю Гарри своим присутствием. Блок вздрагивает в последний раз и успокаивается. Поверхность, сквозь которую можно увидеть неясный силуэт мальчишки, покрывается ровной глубокой тьмой. Я выхожу из подсознания Гарри и мягко провожу пальцами по его щеке. Тот не сводит с меня глаз.
— Драко? — сглотнув, спрашивает он.
— Да, это я.
— Ты сияешь… Почему ты сияешь? Ты ангел, да? Мы умерли, да?
— Нет, я не ангел, и мы не умерли, — возражаю я. — Гарри смотри на меня… Смотри на меня! — удерживаю я его блуждающий взгляд на себе. — Так, хорошо, смотри только на меня и слушай. Ты слушаешь?
Гарри с трудом фокусирует свой взгляд на мне и облизывает пересохшие губы.
— Да, слушаю, — уже тверже говорит он и снова пытается отвести взгляд. Я щелкаю пальцами перед его лицом, вновь привлекая внимание.