Сбежал. Как и его хозяин.
В последний раз она видела Курта больше полугода назад. Осенью. В ту последнюю ночь.
Она тогда что-то наврала матери, кажется, сказала, что идет ночевать к подружке. Как будто у нее были подруги! Мать, впрочем, ничего не заподозрила, сонно попросила не задерживаться. Рита влезла в комнату Марата через окно – чтобы не задевать моральные устои бабы Дины. Та в этот раз решительно отказалась устраивать проводы, твердила что-то про плохую примету и, по обыкновению, бранилась и всхлипывала. Впрочем, Марат и сам не хотел, чтобы его провожали. К тому же в тот же день в армию уходил и Леха, и решено было, что друзьям хватит накрытых столов у его родителей.
Рита тихо пробралась через двор и подошла к окну. Комната за стеклом светилась оранжеватым светом. Затаив дыхание, она увидела Марата. Он сидел на краю кровати, задумавшись, подперев голову кулаками. Теплый свет лампы скользил по его напряженной шее, по мягким завиткам волос и нахмуренному лбу. И Рита вдруг осознала, что отдала бы что угодно, чтобы он вот так же сидел в этой уютной комнате и завтра, и послезавтра, и во все последующие дни. Пускай даже ей не суждено будет больше никогда увидеть его, прикоснуться к его плечам, запустить пальцы в непослушные завитки волос. Лишь бы знать, что он здесь, у себя дома, что с ним все в порядке и ничего ему не угрожает.
Дурак, господи, какой дурак! Зачем только он устроил им обоим эту муку? Все могло бы быть так хорошо…
Она до крови прикусила костяшки пальцев, чтобы справиться с накатившим вдруг отчаянием. Резкая боль отрезвила ее, вернула ясность мыслей. Рита отдышалась и почти спокойно стукнула в стекло.
Он обернулся на звук, разглядел ее за окном, и лицо его осветилось улыбкой. Кажется, только теперь, приняв это сумасшедшее решение, он смог смотреть на нее прямо, без выматывающей душу тоски в глазах. Он считает, что поступает правильно, что так ему будет лучше. Значит, ей остается только принять его решение и поддержать его. Так она и сделает, черт ее возьми. Будет медленно умирать от боли, но не позволит себе забиться в истерике, валиться ему в ноги, хватать за колени и рыдать, умоляя остаться. Пусть уходит спокойно, не мучается чувством вины хотя бы перед ней. С него и так довольно.
Марат распахнул окно, протянул ей руку, и она ловко вскарабкалась на подоконник и спрыгнула в комнату.
– Я достала! Смотри! – Она помахала зажатой в другой руке картонной коробкой. – Мать Банана мне дала на один вечер – она же в парикмахерской работает.
– А ты сумеешь? – с сомнением спросил Марат.
– А то! Ты даже не представляешь, сколько у меня скрытых талантов, – усмехнулась она. – Снимай футболку!
Он стащил через голову майку. Рита тем временем расстелила на полу газету и поставила поверх стул. Марат опустился на сиденье, и она судорожно сглотнула, борясь с желанием прижаться всем телом к его широкой, такой надежной и сильной спине. Под тронутой солнцем кожей ходили гладкие мышцы. У основания шеи темнела маленькая родинка.
Усилием воли заставив руки не дрожать, Рита достала из картонной коробки машинку для стрижки волос, воткнула штепсель в розетку и подошла к Марату. Примериваясь, она запустила пальцы в его отросшие выгоревшие на солнце кудри. Мягкие шелковые пряди ласкали кожу, и она сдавленно кашлянула, не находя в себе сил прикоснуться к ним машинкой. Он обернулся к ней через плечо, глаза его посветлели – сталь и стекло. Тронув ее запястье, он сказал мягко:
– Ничего. Отрастут еще.
И она закусила губу. Отрастут ли? Хватит ли им времени вновь завиться в гладкие волны? Что, если он так и останется лежать где-то на чужой земле с навсегда выбритым затылком?
– Не сомневаюсь! – бодро сказала она и включила машинку.
Тихо застрекотал моторчик, погружаясь в светло-каштановую шапку волос. Ритины руки задвигались быстро и ловко. Мягкие пряди начали падать вниз, скользя по обнаженным плечам Марата.
Через пятнадцать минут все было закончено. Она нагнулась, сдувая последние короткие волоски с его шеи. Марат поднялся на ноги. Лицо его теперь сделалось резче, взрослее. Острее обрисовалась линия скулы, тверже выступил вперед подбородок, открылась благородная линия лба.