— Оставьте меня. — Дымясь от негодования, она повернулась и пошла к своему кабинету. Ее работа! Внезапно она поняла, что собирается бросить работу как раз тогда, когда нуждается в ней больше всего. Скоро слушание дела об усыновлении. Эме! О Боже, как ему сказать?! И что сказать? Отчаяние когтями терзало ее душу, переполненную гневом, стыдом, обидой и горьким разочарованием.
Фредерика понимала, что стоит перед своим письменным столом, но зачем? Потом она заметила сумочку. Там лежали ключи от машины. Она схватила сумочку, и тут в кабинет ворвался Дамьен, Ди Эй или как его там…
— Фредди, я люблю вас, — сказал он.
Она не то засмеялась, не то заплакала и повернулась к нему лицом.
— Прекрасно… И вы слыхом не слыхивали ни о какой Рене Шапюи.
Дамьен задохнулся. Дверь ударила его в спину и заставила сделать несколько шагов вперед. В кабинет вошел Жорж Палотен, мельком посмотрел на Дамьена, а затем мрачно уставился на Фредерику.
— Это еще что за чертовщина?
— Я ухожу, — сказала Фредерика, гордясь тем, что ее голос дрожит лишь слегка. — Пусть этим делом занимается кто-нибудь другой.
— Может быть, вчера я недостаточно ясно выразился? Ваша работа зависит…
— Речь идет не о ее работе, — решительно прервал его Дамьен.
Палотен посмотрел на него с удивлением.
— Останется она здесь или уйдет, работа для нее найдется, — резко продолжил он. — Но если попробуете ее уволить, меня будет защищать другая контора.
Палотен грозно прищурился, шагнул к Фредерике и прошипел:
— Ну это вам даром не пройдет!
— Замолчите, Палотен, — велел Дамьен.
Адвокат захлопнул рот как аквариумная рыба, поймавшая дафнию.
— Фредди, я не жду, что вы займетесь этим делом. Я даже не знал, что вы здесь работаете.
— Не сомневаюсь, — бросила она. Конечно, этот тип не хотел, чтобы она знала про Рене Шапюи.
— Может быть, вы и говорили, где работаете, но, даже если и говорили, я этого не помню. Я думал только о любви.
— О любви! — как попугай повторил Палотен.
— Вы еще здесь? — Дамьен обернулся и бросил на него такой взгляд, что бедняга невольно попятился.
— Но, месье Бержера… — заикаясь промолвил он. — Вы не понимаете… Это Фредерика Шариве.
— Идиот! Я знаю, кто она такая.
— Чего я не могу сказать о вас, — дерзко напомнила ему Фредерика. — У меня нет привычки скрывать свою личность.
— У меня тоже, — буркнул Дамьен.
— Значит, вы лгали только мне?
Дамьен провел рукой по волосам.
— Стали бы вы со мной разговаривать, если бы с самого начала узнали, кто я такой?
— Не больше, чем сейчас, — парировала она и повернулась к двери.
Дамьен поймал ее за руку, тут же отпустил и проникновенно сказал:
— Фредди, я понимаю, почему вы сердитесь, и не жду, что вы будете представлять меня в суде, но дайте мне возможность объяснить случившееся.
— К чертовой матери вас, ваше дело и ваши объяснения, месье Бержера, — ровно сказала она.
Дамьен молча отвернулся; на его щеке забилась какая-то жилка.
Но тут опомнившийся Жорж Палотен закрыл собой дверь.
— Вы не можете уйти! — воскликнул он. А потом повернулся к Дамьену и сказал: — Вы не понимаете. Нужно, чтобы это дело вела именно женщина, а другой женщины у нас в штате нет!
— Нет другой женщины? — скептически переспросил Дамьен.
— Другой женщины-адвоката, — поправился Палотен.
— Так наймите другую, — приказал Дамьен.
— Он не может, — нахально сказала Фредерика, сложив руки на груди. — Ни одна уважающая себя женщина-адвокат не станет работать в этой фирме. Их женоненавистничество вошло в пословицу. Правда, нужно отдать Тавернье должное: он пытается изменить это, но, к сожалению, безуспешно. И я бы тоже здесь не работала, если бы Французская ассоциация женщин-юристов не затеяла против них процесс. Конторе была нужна женщина в качестве символа, и они уже потеряли надежду ее найти, но тут подвернулась я. Я сама была в отчаянном положении и не нашла в себе смелости отказаться, когда они сделали мне «щедрое» предложение.
— Оно было бы более щедрым, если бы вы приносили конторе прибыль, — бросил Палотен и снова обратился к Дамьену: — Она отличный адвокат, но все фирмы в городе знают, что у нее зуб на клиентов, которые способны платить. Зато на ее стол ложится каждое безнадежное и грошовое дело в этом городе!
— Закон дороже денег! — с жаром возразила Фредерика.
— Нельзя ли ближе к делу? — прервал их Дамьен. — Ребята, я думал, что вы в таких делах собаку съели, — сказал он Жоржу Палотену.