Когда Чарли вернулся, она лежала под пледом и притворялась, что спит. Он раскатал на полу всего в полутора метрах от кровати одну из походных постелей. Когда она приоткрыла один глаз, Чарли снимал рубашку и устраивался спать. Он взглянул на нее, и она по-детски зажмурилась.
– Извините, что все так получилось, Анжелина. Я недооценил вашего отца. За последние несколько лет я наделал массу глупостей. Это, видимо, уже говорит о том, что возраст берет свое.
Анжелина перестала притворяться и повернулась на бок, глядя в разделявшую их темноту. В Чарли она всегда чувствовала скрытую печаль и раздражение, нечто такое, что было почти осязаемо, что оставляло на нем рубцы и шрамы, еще более глубокие, чем отметины на его спине.
– Расскажите мне, – прошептала она.
Поначалу ей показалось, что он не хочет отвечать. Потом Чарли заговорил, а его хриплый голос придавал грубоватый эмоциональный оттенок словам, разрывавшим ее сердце.
– Моя сводная сестричка Энни...
– Да, вы мне о ней говорили. Она умерла.
– Да. Она всегда была такой крохотной – огромные глаза, костлявые локотки и коленки. Еще малышкой, она, сидя у меня на руках, любила играть моими волосами... – Его голос стал тише и зазвучал почти застенчиво, когда он заговорил снова. – Когда Энни подросла, она взяла с меня слово, что я никогда не стану стричься коротко. Может, это и смешно, но я старался сдержать, по крайней мере, одно это обещание. Она боготворила меня, хоть я этого и не заслуживал.
– Мне бы тоже хотелось чувствовать такую же привязанность хотя бы к одному из моих братьев... Энни, наверное, увидела в вас что-то такое, что на самом деле заслуживало любви.
– Боюсь, что да. Но я не смог ее уберечь, как и свою маму. В тот момент, когда они обе во мне более всего нуждались, меня с ними не оказалось. Я был на войне и убивал янки, тогда как один из них, которого следовало бы прикончить первым, оставался у нас дома и убил мою маму и надругался над сестрой.
– Беккер... – выдохнула Анжелина.
– Да. Той же самой ночью, когда мы с Биллом уехали, чтобы вступить в армию Конфедерации, Беккер напился и... – Чарли замолчал и нервно, прерывисто вздохнул. – ...И забил маму до смерти.
Анжелина замерла от ужаса, боясь произнести хоть слово. Через несколько секунд Чарли продолжал:
– До нас с Биллом дошли слухи, что она умерла, пока мы были на войне. Но нам не удавалось узнать, как именно она умерла, пока мы не вернулись домой. Все занимательные для других детали этой истории мы впервые услышали в местном баре, хотя лично никто ничего не видел. Никто и не подумал вмешиваться в семейные дела, так что Беккеру это убийство сошло с рук. На время. Энни по-прежнему жила с ним, так что мы сразу же побежали в его дом, чтобы забрать ее оттуда... – Чарли снова замолчал, будто не думал об этом инциденте так долго, что был вынужден выуживать из глубин памяти нужные факты и детали событий. – Когда мы вошли, нам сперва показалось, что в доме никого нет. Потом я услышал в дальней спальне какие-то звуки и открыл туда дверь... – у него вырвался какой-то невнятный стон, похожий на вздох или на приступ тошноты. – Этот мерзавец насиловал ее. И не в первый раз. Я вытащил револьвер, но у него тоже было оружие. Он держал его у головы Энни. Я попытался заговорить с ним, хотел уговорить его отдать нам Энни, чтобы мы могли уйти с нею. Я так хотел убедить его, что забыл про Билла. А он стоял позади меня. И в тот самый момент, когда мне показалось, что Дик почти согласился. Билл выстрелил и попал ему в плечо.
Старый Дик не блефовал, когда обещал, что вышибет из нее мозги, если мы попытаемся с ним что-нибудь сделать. И прежде чем я успел что-либо сказать, он нажал на курок...
– О Боже, – проговорила Анжелина сквозь рыдание.
Чарли, погруженный в свое адское прошлое, даже не обратил внимания на ее возглас.
– Я разрядил в этого мерзавца свой револьвер еще до того, как Энни рухнула на пол. Потом я похоронил ее рядом с мамой и уехал в Секонд-Чанс...
Заливаясь слезами, Анжелина отбросила плед и рванулась к нему.
– Не надо. – Это слово взорвало напряженную атмосферу в комнате, и она замерла, не успев встать с кровати и осталась сидеть, едва доставая ногами до земляного пола. – ...Есть еще кое-что. Теперь, когда вы знаете это, я могу рассказать и остальное.
– Вы можете мне больше ничего не рассказывать, я понимаю вас. Я понимаю вашу ненависть к янки... и почему вы сделали многое из вещей, о которых рассказывали.
– Вы дослушаете сейчас все до конца. И может быть, потом не станете больше смотреть на меня так, будто я чертов падший ангел. Я вам уже рассказывал про Секонд-Чанс. О том, как мы провели там целый год, держа в страхе всю округу. Пинкертоны проникли в нашу банду, убили Билла, а мне пришлось скрываться на Юге. По пути я не устоял и ограбил еще один дилижанс. Я горел ненавистью, сходил с ума, все время пытаясь доказать, что я все еще могу это делать. Боже, какой я тогда был глупый... – Он вздохнул, но на этот раз вздох больше походил на стон, чем на что-нибудь другое. – Это случилось в Арканзасе. Все шло как обычно, пока маленькая девчушка не отбежала от своей матери. Она оказалась между мной и каретой. Она была так похожа на Энни, когда та была маленькой, что я замер на месте. Один из кучеров воспользовался этим и выстрелил... – От нового приступа душевной боли Анжелина прикрыла глаза. Она уже догадалась, что произошло, раньше чем Чарли совсем осипшим голосом успел произнести: – ...он убил девчушку и она упала прямо к моим ногам... – Анжелина услышала, что он пошевелился, и ей показалось, что он поднял руки и закрыл ими лицо, ибо его следующие слова звучали приглушенно. – С тех пор каждую ночь я слышу крики несчастной матери. Каждую проклятую ночь...
– И что произошло потом?
Когда он стал говорить дальше, его речь стала более разборчивой и четкой. И если вначале его рассказ звучал очень эмоционально, то последние фразы Чарли произносил совсем безучастно, как мертвая рыба.
– Я пристрелил кучера, вскочил на коня и ускакал. И никто даже не попытался меня остановить. Им было важнее заняться мертвыми. Почти пять лет я прожил в Сан-Антонио. Играл в карты, напивался до полусмерти, пытаясь обо всем этом забыть. Заставить себя сколотить еще одну банду я не мог, хотя возможностей было предостаточно. Я хотел одиночества. А потом решил наняться на перегон скота, заработать хоть раз в жизни честным путем и купить себе ранчо. И вот тогда, в первый же день своей новой жизни, я встретил одну женщину...
– Остальное я знаю.
– Догадываюсь, что это так. И хотя за пять лет я ни разу не нарушил закон, я все равно нахожусь в розыске. Я не грабил тот злосчастный поезд, не убивал машиниста, но, как мне кажется, это не имеет никакого значения. Я и так натворил всякого, но меня еще ни разу не наказывали. И я уверен, что многие вещи тянут на смертный приговор. Но если меня повесят за то, чего я не делал, это уже будет ложная справедливость. – Он сухо рассмеялся без тени веселья, а Анжелина вздрогнула от этого резкого смеха. – Но именно такого приговора я, скорее всего, и заслуживаю.
От рассказа Чарли у Анжелины по-настоящему разболелась голова. Ей отчаянно захотелось броситься к нему и успокоить, смягчить его боль. Но при этом она знала, что он не примет ее сочувствия. В эти минуты прошлое всплыло из глубин его памяти, чтобы заманить в ловушку воспоминаний и вины.
Анжелина опустилась на подушку, натянув плед на ноги и решительно закрыв глаза. Но вдруг она обнаружила, что не сможет уснуть, по крайней мере до тех пор, пока не расскажет ему о том, что ее волнует.