Рыжая бестия позвала меня выпить вина наверху, мое трезвое сознание противилось этому, но я ничего не мог с собой поделать, непослушное тело уверенно двинулось за ней, я почему-то доверял этой неизвестной даме. Это было жутко не профессионально.
Мы пришли. Это была просторная зала, когда-то, вероятно, богато убранная. На самом видном месте стоял стол, застланный скатертью, на нем стояла бутылка дорого вина. Мы сели, — в то время, все часы и вся жизнь в доме внезапно остановились. С ней я ни чувствовал хода времени. Посредине стола красовалось нечто вроде вазы, так густо обвешанной паутиной, что не было возможности разобрать, какой оно формы.
После двух бокалов старого вина, я решил оборвать тонкую струну пугливой тишины.
- Как твое имя?
- Почему это важно? Я люблю слушать тишину. Может, поднимемся на крышу?
Я не мог ей отказать, смотря в ее бездонные глаза.
Мы в спехи поднялись. С крыши отеля открывался невообразимый панорамный вид. Это была лучшая ночь в моей жизни, мы лежали и смотрели на хрустальные звезды. На ночном неповторимо ясном и одновременно прозрачном небе светил янтарный полумесяц.
В этот момент, полон романтики, я спросил:
- Что ты чувствуешь?
- Знаешь, раньше я думала, что ночное небо – это что-то темное, манящее, заставляющее задумываться о прекрасном, оно завораживает своей глубиной, на него можно смотреть и не думать ни о каких проблемах. Сейчас же я осознаю, что звездное небо - это душа необъятной Вселенной.
- Я люблю, поздно выйти из своего ветхого, дощатого летнего домика. Он достался мне от моих родителей. Видно как на траву нежно ложится дорожка легкого света, будто вырезая кусок мрака.
Тело чувствует уместное наслаждение. Вокруг влажно, свежо от росы, немного нервно от редкого лая соседской собаки. Я чувствую себя всего лишь человеком, маленькой частью картины нашего художественно-прекрасного мира. От железной дороги, находящийся неподалеку от дома, слышен дальний перестук колес.
На дальней трассе рев мотоцикла, резкий окрик из далека.
Я люблю подойти к кусту изысканно пахнущей плетистой розы, которую с любовью растила моя мать, пока была еще жива, закурить рядом и искать взглядом созвездия. Мой единственный источник мысли – растения, выделяющиеся из мрачной дикости, но мраком же и поглощаемы. Я испытываю сладкое ощущение уюта и опасной неизведанности. Стою и жадно пью все запахи. Понимая, что сигара подходит к концу, возвращаюсь домой…
Ночная тишина создала ощущение спокойствия и умиротворения. Нас ничто не могло отвлечь и потревожить. Я осторожно отодвинул прядь ее непослушных рыжих волос, заставляя сердце забиться в бешеном ритме. Стоя на крыши, мы смотрели друг другу в глаза, не замечая сильного потока ветра, жалящего кожу, нашим душам было так тепло как никогда. В ее томном взгляде мелькнула нехарактерная нежность, тогда я трепетно коснулся манящих и столь желанных губ, ее на вид бархатные, пунцовые губы, показались мне холодными и безжизненными. Наши тела растворились вдруг друге и тогда я понял, что эта ночь останется в моей памяти до последнего вздоха…
По утру мне пришло сообщение от Алексы Бишоп: «Говорят, в гуще лесов, с незапамятных времен, в своем ветхом сарае живет старик по имени Брук Уокер, его считают немного повредившимся в уме, он остался единственным, кто не захотел покинуть насиженное место и уехать в город. Думаю, с ним стоит встретиться, не знаю, как лучше подступиться к старику, наверное, он не откажет, зная, что твой визит несет чисто деловой характер»
Я принял твердое решение добраться до Брука Уокера и расспросить о смертях Старлайта. Узенькая дорога шла через густые леса, которые не видывали топора. Моя тропинка вилась вокруг очень толстых стволов, близко расположенных друг к другу деревьев. Из-за того что под их массивными кронами было подозрительно тихо, моя фантазия разбушевалась, воображение лишало покоя. Вдали стала виднеться изветшалая лачуга. Я ступал по сырой земле, которая спустя года опрела и размякла. Порог дома старика осел и покрылся мхом. Спустя несколько явственных стуков мне открыл седовласый сухонький старичок. На его растянутых штанах рисовались огромные заплатки. Одернув, измятую рубаху под глухим жилетом дед окинул меня скупым взглядом и протянул жесткую руку.
Подозрительно кривя, тонкие сухие губы Брук сказал: «Чем могу быть полезен, сын мой?» - «Я хотел бы узнать больше про это место». - «Проходи».
Мы сели напротив окна, из которого виднелся густой запущенный сад. Его полуразвалившаяся хижина представляла собой единую обшарпанную комнату с грубо сколоченной мебелью, вся атмосфера внушала страх своей ветхостью. Дробно стуча, костями тонких пальцев по столу старец начал рассказывать тревожную историю. От его повествование я ощущал невольный озноб, но продолжал безмолвно слушать его дребезжащий голос, который проникал в дебри моего сознания. Я более не удивлялся ни тому, что все покинули это место, ни тому, что он слегка тронулся умом.
Когда Брук предложил выпить чаю, на что я нескромно согласился, у меня было время написать Алексе о слепо сохраненных слабеющей памятью происшествиях Уокера. Шаркающей поступью дед любезной принес две чашки крепкого чая. Над каминной полкой стояли часы покрытые слоем ржавчины, время близилось к вечеру, поэтому я стал выдвигаться к дому.
Будучи в отеле мне пришло жуткое голосовое сообщение от Алексы Бишоп: «Тебе срочно надо вернуться, происходит что-то страшное, два часа назад нашего начальника Грега Фишера нашли задушенным серыми шелковыми шнурками в своем кабинете. Это говорит о том, что Грей преступник без лица снова орудует в нашем штате. Последний раз он был замечен в убийствах на территории Hotel-Vista.»
Я стал собираться, единственный вариант быстро добраться до города, выйти на трассу, огибающее проклятый Старлайт и поймать попутку до города. На небе выселись тяжелые тучи, вдалеке свирепо гремело, и сверкала брыкливая молния. До шоссе оставалось пару шагов, как вдруг влил вусмерть сильный дождь.