Я хочу плюнуть ему в лицо. Последние три года я только и делаю, что отбиваюсь от его навязчивого внимания, а теперь он еще и катит на меня бочки. Ну уж нет! Этого я не стерплю.
Я разворачиваюсь к нему лицом и говорю:
— Мое дверьмо?!
— Извини?!
— Не извиню. Ты еще даже не знаешь, для чего тебя вызвали, но уже делаешь выводы. И в твоем воспаленном уме это связано с недовольством руководства! Может быть это ты накосячил и поэтому так нервничаешь? Потому что я совершенно спокойна. Мне не о чем волноваться!
Я отворачиваюсь и напряженно смотрю на циферблат, чтобы чертов лифт скорее остановился, а я могла оказаться подальше от этого придурка. Крейг снова поворачивается ко мне и уже даже открывает рот, чтобы издать очередной раздражающий звук, когда двери лифта спасительно открываются передо мной.
Пока, придурок!
Я иду так быстро, как только возможно, оставляя Крейга далеко позади.
В переговорной за длинным столом уже сидят представители разных отделов. Когда вхожу я, почти каждый из них смотрит на меня с недоумением. Я не нахожу ничего лучше, чем помахать им рукой и забиться в отдаленный угол, чтобы как можно дольше оставаться незамеченной.
Наверняка, я вообще не должна быть здесь. Скай точно что-то перепутала, и сейчас я поставлю себя в дурацкое положение просто фактом своего присутствия.
Крейг с деловитым видом садится за стол рядом с местом, явно предназначенным мистеру Максу. По всем законам жанра мистер директор входит в переговорную точно после моей мысли о нем.
Я сразу отмечаю про себя, что выбранное мной место стратегически идеально. Я вижу всех, но не все видят меня!
Мистер Макс не садится. Он упирается ладонями в столешницу и обводит взглядом присутствующих.
— Всем доброе утро!
Он не задерживает взгляд ни на одном человеке, сидящем в зоне его видимости. Но потом замечает меня. И несмотря на то, что я изо всех сил пытаюсь сделать невозможное и за секунду взрастить в себе сложные хромофорные органы, как у осьминога, и слиться со стеной, он видит меня лучше, чем кого бы то ни было еще.
Остановив на мне свой испытующий взгляд, он обращается ко всем присутствующим.
— Начнем с главного.
Я вопросительно поднимаю бровь. Не специально. Это нервный тик.
— С сегодняшнего дня произойдут некоторые перестановки.
Все начинают испуганно переглядываться и шумно ерзать задницами на своих стульях.
Мистер Макс словно не замечает общего напряжения. Одному за другим представителем разных отделов он объявляет о разных кадровых перестановках, а затем поднимает глаза на уже пожилую Агнес Дарелл, редактора отдела художественной литературы.
— Миссис Дарелл, сколько в вашем отделе стажеров на сегодняшний день
— Трое.
Растерянно отвечает она.
— Боюсь, на данном этапе развития нашего издательства нам придется отказаться от практики стажировок. И, конечно, дайте им хорошие рекомендации перед тем, как попрощаетесь.
Миссис Дарелл смотрит на него широко раскрытыми глазами.
— Но мистер Гентшенфельд!
Как ей удается выговорить эту непроизносимую фамилию?
— Стажеры не получают заработной платы и позволяют остальным сотрудникам не выполнять некоторые рутинные дела. И, как следствие, каждый штатный сотрудник может брать на себя больше работы. Мы платим обычную зарплату уже имеющимся сотрудникам вместо того, чтобы нанимать кого-то еще.
Мистер Макс задумывается.
— Вы правы!
Миссис Дарелл облегченно улыбается, но ее лицо снова вытягивается, когда мистер Макс говорит
— Оставим одного стажера, самого лучшего. А место еще одного корректора поставим мисс Манн.
Все в замешательстве переглядываются. Все, кроме Крейга.
— Кто такая мисс Манн?
Неуверенно спрашивает миссис Дарелл.
Крейг, скрещивает руки на груди и, откинувшись на спинку кресла, кивает в мою сторону.
— Это она!
Все поворачивают головы и смотрят на меня.
Это как в ночном кошмаре, когда ты стоишь на сцене голой, а заполненный зал тычет в тебя пальцем и громко смеется.
Я чувствую как мое тело включает режим “опоссум”. Замерев, я встречаюсь своими большими от шока глазами с не менее шокированными взглядами остальных.
— Я ознакомился с работой мисс Манн и решил, что ей пора переходить на новый уровень.
Все возвращаются в обычные позы.
Демонстрация простого смертного ликующей толпой закончилась. Один Крейг недовольно пыхтит.