— Все очень запутано. — Он помолчал, ожидая, что Нгонда изложит официальную версию, но посланник стеклянными глазами уставился на стену «острова». — Им стоило уйти уже очень давно, — вновь заговорил Успех. — На самом деле они — внешние. Они больше не принадлежат этому миру.
— Тысяча Миров для новизны, — сказала Мемзен, — и только один для истины. Ведь именно так учит ваш Старейшина?
— Твои родители пришли сюда из других миров, — напомнил Благородный Грегори. — Так почему ты думаешь, что пакпаки захотят собрать вещи и улететь? Если Джек Винтер прикажет тебе лететь с нами, ты отправишься на Кеннинг?
— Я не поэтому… — Успех потер лоб. — Я не знаю, может, и так. На самом деле они были моими бабушкой и дедушкой, а не родителями.
Благородный Грегори потянулся через стол и вручил Мемзен снимок отряда. Пендрагон вытянула шею, чтобы тоже видеть.
— Вам надо понять, — сказал Успех, — что пакпаки ненавидят новые леса из-за высокой скорости роста. Деревья растут, как сорняки, а не как яблони в моем саду.
Через плечо он посмотрел на расстилавшиеся внизу холмы. «Остров» снизился и летел над восточным склоном Тарата. Успех уже был почти дома.
— До заселения на Уолдене почти вся поверхность была сухой и, по большей части, открытой. Прерия. Там, где сейчас Конкорд, раньше была пустыня, то ли Нев, то ли Неб. Пакпаки охотились на биллигагов и приручали стада гусепсов. Их роботы рыли глубокие шахты, искали карбонатит и редкие ископаемые. В конце концов они забили все стада, перекопали прерии, истощили планету. Они изгадили почву, надругались над Уолденом, а потом большинство просто улетели. Этот мир умирал, потому Старейшина его и купил. Здесь не оставалось ничего для пакпаков, у них не было причин оставаться, пока мы не пришли.
Когда «остров» уже летел над самыми верхушками деревьев, Успех почувствовал тягу к дому, равную по своей мощи силе гравитации. После всего того, через что ему пришлось пройти, Литтлтон все так же мирно дремал на склоне горы Ламана, дожидаясь его возвращения. Он с радостью представил, как сегодня ночью будет спать дома в своей постели.
— Скоро пустошей не останется, — сказал он, — будут только леса. И тогда войне конец.
Благородный Грегори внимательно смотрел на него спокойными желтыми глазами.
— Они просто пытаются защитить свой жизненный уклад. А теперь вы говорите им, что ваш лучше.
— Нет. — Успех замолчал, ибо его давно мучила правдивость сказанного Благородным Грегори. — Но их уклад разрушит наш.
Мемзен ткнула пальцем в снимок Золотого отряда:
— Так вот почему они начали эту войну?
— Это война? — Успех забрал у нее снимок и засунул в рюкзак, даже не посмотрев на нее снова. — Они поджигают, мы тушим. С другой стороны, это опасная работа.
— Люди умирают, — прошептала Пендрагон.
— Да, — кивнул Успех. — Это правда.
VIII
Я прожил на этой планете тридцать с лишним лет, но до сих пор вынужден выслушивать веские или даже настойчивые советы от старших.
Успех уселся на пень, раздумывая, как ему проскользнуть на железнодорожную станцию Литтлтона. Оттуда, где он сидел, идея казалась безнадежной. Он только что пробрался через лес от самого края озера Спот, где «остров» завис, чтобы высадить его на грязный берег. Сейчас он вышел на тропу, ведущую к горе Ламана. Прямо перед ним расстилалась дорога Голубая Долина — довольно неровная колея, соединявшая горстку ферм и Общественную трассу № 22. ОТ № 22 переходила в Широкую улицу, ведущую прямо в центр Литтлтона. Если он незаметно прокрадется по Голубой Долине, то его кто-нибудь подбросит до 22-й. Вот только кто выедет из дому в такой день? Соседи. Литтлтон — небольшой городок, а отец, без сомнения, рассказал всем жителям, что его сын-герой должен приехать в 8.16 на поезде из Стены Сердец. Конечно, Успех мог обойти и 22-ю окольными путями, мимо городка, добраться до станции. Хороший план, за исключением того, что от дороги до станции было добрых десять километров, а он чертовски устал.
Он решил еще немного посидеть.
Закончилось все тем, что Нгонда убедил внешних держаться подальше от Литтлтона. Успех представил, как Пенни, Кай Саузандфолд и малыш Пожизненный Сенатор Доум с глупым видом таращатся на семейные снимки, открывают туалеты и задают странные вопросы. Но по-настоящему ему приходилось беспокоиться из-за Благородного Грегори. Завтра утром он спустится по трапу «острова» вместе с чиновником. Представится племянником Нгонды, а сам посланник притворится соратником Успеха по службе в Железном отряде. Благородный Грегори проведет целый день, расхаживая по Литтлтону и создавая всю возможную удачу. Он будет ночевать в доме Успеха, а послезавтра они с Нгондой сядут на поезд в 7.57 и отправятся на юг.
— Успех? — с дороги донесся знакомый голос. — Неужели это Преуспевающий Люнг?
Успех хотел притвориться незнакомцем, но вместо этого ответил:
— Привет, Хитрец.
Он мог наткнуться на односельчан похуже Хитреца Саватди.
Здоровяк тяжело спустился по тропе. Он был в обрезанных штанах, — причем одна штанина была длиннее другой на несколько сантиметров. Рубашка, расстегнутая на шее, обтягивала животик. Несуразная шляпа двух тонов: грязного и еще грязнее. На плече — корзина крыжовника. А улыбка — ярче луны в ясную ночь.
— Клянусь, это и в самом деле мой Преуспевающий. Моя маленькая удачливая сосновая шишка, жив-здоров. Но ты же вроде должен быть на пожарах. Как ты оказался здесь, в нашей глуши?
— Свалился с неба.
Хитрец захохотал, как мальчишка.
— Тогда вернись туда.
Хитрец был седым, как снег, и одного возраста с отцом Успеха. Но годы, казалось, никогда не имели для него значения. Если Совершенное Государство и в самом деле хотело, чтобы население состояло из людей простых, тогда Хитрец Саватди был самым что ни на есть настоящим гражданином во всем графстве Гамильтон.
— Ты меня разыгрываешь, правда?
— Ну ладно, тогда я дошел пешком.
— Дошел откуда? Успех указал на восток.
Хитрец повернулся, словно ожидая увидеть новоявленное шоссе, проложенное прямо через лес.
— Но там только лес, потом горы, а затем опять чертова уйма деревьев. Там шагать целую вечность, деревяшка. Ты, наверное, притомился. Хочешь крыжовнику? — Он предложил Успеху корзину.
Когда Хитрец отправлялся по ягоды, он не опускался до сбора отдельных ягодок, а срывал целые ветки. И тем самым не оставлял без работы своих внучатых племянников.
— Ну ладно, — сказал Успех. — Тогда я не здесь. Я в поезде из Стены Сердец. Приеду в восемь шестнадцать.
— Да ну? Тогда с кем же я разговариваю, мой косматый друг? Осторожно, не наколись.
Успех отправил в рот розовую полосатую ягоду. Она была немного теплой от солнца. На зубах хрустели крошечные косточки.
— Тебе не нравятся мои ответы? — Он повесил рюкзак на плечо.
— Я пропускаю почти все, Успех, но чую то, что дурно пахнет. — Саватди ткнул шишковатым пальцем Успеху в грудь. — Твой Хитрец точно знает, когда ты что-то скрываешь, счастливая калоша. Скинь груз тайны со спины, и, может, я помогу тебе.
— Пойдем. — Успех выбрался на дорогу. По обочинам Голубой Долины высились деревья. — Как там отец?
— Довольно неплохо для пожилого человека. — Хитрец шагал рядом. — Все, что я могу сказать о нем. Говорили, ты обгорел, когда погибли Вик Джорли и те другие бедные парни. — Он вгляделся в Успеха. — По тебе не скажешь.
— Я лежал в госпитале в Конкорде.
Они дошли до Голубой Долины, бывшей всего лишь грязной колеей с растущими посредине сорняками.