— Саймон!
В тонком, звенящем голосе на этот раз прозвучала настоящая паника. Он остановился, раздумывая несколько бесконечных секунд, потом, решив, что она достаточно наказана, пошел ей навстречу.
— Никогда больше не пытайтесь угрожать мне, Аннетт, — мягко посоветовал Саймон, подойдя к ней вплотную. — Такими смехотворными методами меня не проймешь, поэтому на первый раз я вас прощаю. — Он замолчал и долго вглядывался в ее побледневшее от испуга лицо, потом взял его в ладони. Чувственные пальцы ласково — и это подействовало на нее сильнее слов — поглаживали ее разгоряченную кожу. — Но если вам взбредет в голову снова выкинуть что-нибудь подобное, то я уже не буду таким добрым, и вы пожалеете о своем вызове.
Она поняла его недвусмысленный намек и плотно сжала губы. Весь ее облик выражал молчаливую, напряженную покорность, и лишь глаза, как два изумруда, лихорадочно горели на белом лице.
Неожиданно он рассмеялся глубоким, низким смехом и взял ее за руку.
— Пойдемте, Аннетт, я познакомлю вас с Эльзой, а то вы опять дадите волю своему неуравновешенному темпераменту и, чего доброго, ударите меня.
Она промолчала, и тогда он, цепко сжав тонкое запястье, потащил ее по широкой, затененной пальмами аллее. У Аннетт едва хватало сил на то, чтобы переставлять ноги: гигантский стресс последних двух недель, недавняя встряска выжали из нее всю энергию.
У подножия лестницы из темного гранита он резко остановился и заглянул ей в лицо. Потемневшие веки и пятна нездорового румянца на остро обозначившихся скулах, подавленный вид сразу бросались в глаза.
— Да что с вами в самом деле? Вы просто валитесь с ног! — Ей это показалось или в черных глазах-буравках действительно промелькнуло искреннее беспокойство? — Вам нужно немедленно лечь в постель и отдохнуть, после встречи с Эльзой разумеется.
— Почему вы все время пытаетесь уложить меня в постель? — строптиво зароптала она только для того, чтобы не казаться самой себе полной развалиной.
Он удивленно приподнял брови и посмотрел на нее с каким-то странным огоньком во взгляде.
— Неужели это так заметно? Если вы вдруг решите сообщить Эльзе такую… м-м… компрометирующую меня информацию, сделайте это в менее категоричной форме. Она глубоко верит в мою порядочность, хотя и знает, что я не святой, — добавил он мягким, шелковым голосом.
Аннетт вспыхнула и бессознательно поднесла руку ко рту — до нее только дошел смысл собственной фразы, и теперь она не знала, куда деться от смущения. К счастью, в эту минуту тяжелая дубовая дверь отворилась, и появление невысокого толстенького слуги-мексиканца в белой униформе избавило ее от необходимости придумывать себе оправдание.
— Ваш багаж, сеньор Бэтфорд? — расплываясь в широкой улыбке, с сильным акцентом проговорил он, сбегая вниз по ступенькам.
— В машине, Луис, — с легкой улыбкой ответил Саймон, бросая ему ключи от «мерседеса». — Мисс Бэтфорд у себя?
— Да, сеньор. Она так волнуется.
— Мы тоже, — едва слышно пробормотал Саймон, и Аннетт обеспокоенно вздрогнула. Его горячие пальцы легли на прохладную кожу чуть повыше ее локтя и настойчиво сжались; думая о чем-то своем и почти не замечая ее, он повел Аннетт вверх по лестнице, но на небольшой площадке перед дверью вновь остановился.
— Я понимаю, сейчас больше всего вам хочется остаться одной, принять душ и заснуть, но вначале я отведу вас к Эльзе, — сказал он серьезно, ирония исчезла из его глаз, как будто ее и не было. — Должно быть, она с утра не находит себе места, желая поскорей задушить вас в объятиях, — добавил он, и бесстрастное его лицо потеплело.
Неужели этот холодный, циничный человек может быть к кому-то по-настоящему привязан? — невольно подумала Аннетт. Но это было настолько маловероятно, что бережное отношение к мачехе показалось ей просто исключением из целого ряда более неблаговидных качеств его характера.
— Вы правы. Я должна сначала пойти к тете Эльзе. — Она помолчала и нерешительно произнесла: — Вообще-то я тоже хочу… познакомиться с ней.
— Правда? — Ее бросило в холод от этого короткого, но полного сарказма слова — лицо Саймона стало прежним. — Я что-то в этом сомневаюсь: все четыре дня нашего знакомства вы только и делали, что твердили обратное. Почему вдруг такая перемена?
Она замялась, жалея о том, что позволила себе откровенность.
— Я подумала, что, какие бы ссоры ни были в прошлом между моим отцом и тетей Эльзой, сейчас это уже не столь важно. Она — моя единственная родственница и…
— Надеюсь, что вы не забудете об этом и постараетесь быть с нею предельно вежливой, — сказал он безразличным тоном и, толкнув тяжелую дверь, пропустил ее в просторный холл.
Через большое окно, из которого открывался прекрасный вид на море, проникали яркие солнечные лучи, рассыпая блики по узорчатому кафелю безупречно чистого пола, отражаясь в металлических перилах широкой винтовой лестницы, ведущей на второй этаж.
Саймон провел ее в просторную гостиную, выдержанную в одном стиле, от картин в тяжелых золотых рамах до тщательно подобранной антикварной мебели. Аннетт несмело остановилась посреди комнаты, чувствуя, как ее ступни утопают в мягком ворсе белого ковра.
— Очень красивая комната, — наконец произнесла она, пытаясь этой ничего не значащей фразой заполнить повисшую в воздухе пустоту.
Стоявший рядом Саймон лишь пожал плечами.
— На мой взгляд слишком заполненная, — безразлично заметил он; его взгляд был устремлен куда-то за окно. — Я предпочитаю более простой или, если хотите, примитивный дизайн. У меня есть маленький домик недалеко отсюда — там нет никаких излишеств и ничто не отвлекает внимания, поэтому работаю я там.
Это хорошо, значит, ей не придется сталкиваться с ним по нескольку раз на день. На душе у нее стало легче.
— Эльза очень любит эту комнату и проводит здесь большую часть дня, — сказал он негромко, словно думая о чем-то другом.
Снова наступила тишина, и Аннетт показалось, что он начисто забыл о ее присутствии. Как завороженная, она смотрела на его высокую, худощавую фигуру, темным силуэтом выделявшуюся на фоне залитого солнцем окна, и невольно любовалась им, хотя понимала, что не должна этого делать.
Как в замедленной съемке, его темноволосая голова медленно повернулась в ее сторону. Их взгляды встретились, они оба замерли, чувствуя, как между ними проскакивает нечто, напоминающее электрические разряды. Сердце Аннетт бешено застучало, а Саймон нахмурился, словно вспоминая, о чем они говорили, но его пристальный взгляд по-прежнему был прикован к ее потемневшим от волнения зеленым глазам.
Он быстро запустил руку в свои густые, черные волосы, словно стряхивая наваждение, и первый нарушил молчание:
— Я хотел встроить в доме лифт, чтобы Эльза могла подниматься и на второй этаж, но она отказалась. — Голос его звучал на удивление ровно. Аннетт не понимала, как он ухитряется держать свои чувства под таким контролем? Сама она, стоит ему только посмотреть на нее, приходит в страшное смятение. — Ей привычнее, когда вещи находятся на одном с ней уровне. Иногда она выезжает на прогулку в сад.
— У нее есть сиделка? — спросила Аннетт, страшась услышать, что в качестве сиделки сюда приглашена она!
— Да, за ней присматривает жена Луиса, Марджи. Она же вместе со своей сестрой Фионой ведет хозяйство. Как видите, в этом доме сплоченный коллектив.
— А вы не боитесь, что появление чужого человека нарушит равновесие? — рискнула Аннетт.
— Как я понимаю, вы говорите о себе? — предположил он и, помолчав, заявил с долей издевки: — Я не считаю вас чужой, нет. Вы не умеете притворяться, Аннетт, поэтому я насквозь вижу все, что творится в вашей хорошенькой головке. Вы уже не чужой, а скорее, понятный человек. И я не думаю, что вы опасны для обитателей этого дома и их душевного спокойствия.
— Еще бы! — разнервничавшись, парировала Аннетт, которую оскорбило его заявление о том, что она для него как открытая книга. — Иначе вы бы не привезли меня сюда!
— Правильно! — На его губах снова заиграла насмешливая улыбка, и он подошел ближе. — Кстати, Аннетт, сделайте над собой усилие и придайте своему лицу более жизнерадостное выражение — я не хочу, чтобы Эльза подумала, будто я вас обижаю.