– Поднимись на второй этаж, Гиа, и покажи Джеральду комнату Поля.
Они пошли наверх.
– Ты не хотел оставаться, – сказала Гиацинта, – поэтому тебе не следовало этого делать.
– Ты сердишься на меня? – удивился Джеральд.
– Да. Точнее, не сержусь, а обижена. За столом ты говорил о таких планах, о которых никогда не рассказывал мне.
– Я собирался сделать это сегодня, но опасался испортить день.
– Испортить день? О чем ты?
– Сядь и позволь мне объяснить.
Гиацинта села на кровать и уставилась на него. Сейчас он скажет нечто такое, что ее потрясет. Она это знала.
– Я хотел сказать тебе это наедине. У меня уже есть предложения на должность ординатора, даже два. И в обоих случаях это первоклассные клиники. Но к сожалению, они обе в Техасе.
– Почему «к сожалению»?
– Ну, не так-то дешево и просто добираться до Техаса.
Слова, которые обычно так легко лились у Джеральда с языка, сейчас он произнес с запинкой. Улыбка его была вымученной.
– Продолжай, – попросила Гиацинта.
Джеральд развел руками.
– Я знаю об этом уже две недели, но не решался спросить. Будешь ли ты ждать меня? Я боюсь твоего ответа. И все-таки – будешь ли ты меня ждать?
– Ты хочешь сказать, что мы не увидимся целых три года? Но почему?
Джеральд обнял ее за плечи.
– Одно слово все объясняет. Деньги.
– Но ты говорил, что тебе платят.
– Ты забываешь, что у меня есть долги.
– Не может быть, чтобы ты имел в виду именно это, – прошептала Гиа.
– Дорогая, именно это я и имею в виду. У меня нет иного выхода.
– Ты всегда говоришь, что разлука на неделю – это очень долго.
– Так и есть.
– Да, должно быть, сегодня сам воздух пропитан дурными предчувствиями. Когда мы сидели за столом, я посмотрела на тебя – и вдруг ощутила боль. И я была зла, зла на весь свет. Не знаю почему. Как будто кто-то умер или навсегда уехал.
– Не навсегда, – возразил Джеральд.
– Это лишено смысла. Другие пары ведь как-то справляются. Неужели ты думаешь, что я перестану работать?
– Все не так просто. Как холостяк, я получу комнату практически бесплатно. Женившись, я не получу ее.
– Разве я сказала тебе что-либо о женитьбе?
– Ну а что нам еще остается делать?
– Просто быть вместе. Рядом.
– Нет. Я не поеду в клинику с таким неопределенным статусом. Либо поеду один, либо с законной женой, как другие.
– Значит, ты делаешь предложение?
– Это действительно предложение, но с оговоркой. Нам придется подождать.
Гиацинту охватили смятение и отчаяние.
– Вот смотри. – Джеральд вынул из кармана блокнот и ручку. – Позволь мне показать, как все это выглядит в долларах, и ты поймешь, о чем я толкую.
Она наблюдала за тем, как двигалась его рука с голубыми венами и красивыми овальными ногтями – рука, которая знала каждый изгиб ее тела. Гиацинтой овладела паника, она пыталась заглянуть дальше этих арифметических действий, этих сложений и вычитаний. «Отец, – лихорадочно подумала она, – поможет. Он не богач, но поможет».
– Должен же быть выход, – сказала Гиа. – Я попрошу отца.
– Попросишь у него деньги?
– Конечно.
– Я не могу пойти на это. Не стану просить деньги у него.
– Я и не жду, что ты будешь просить. Это сделаю я. И потом, почему ты говоришь: не стану просить деньги у него?
– Полагаю, ответ очевиден. Унижение…
– …испытаю я, а не ты.
– Тем не менее это из-за меня.
– Ты ведь не испытывал унижения, принимая деньги от медицинского института?
– Это не выдерживает сравнения. То был кредит.
– В таком случае пусть сейчас тоже будет кредит. Выплатишь его, когда начнешь практиковать.
– Мне не нравится эта идея.
– А мне нравится.
Джеральд улыбнулся.
– Теперь я понимаю, почему родители утверждают, что ты упрямая.
Гиацинта тоже улыбнулась.
– Я вдруг снова почувствовала себя нормально, узнав, что все упирается только в деньги. Я думала… О Боже, я думала, что ты изменил отношение ко мне.
Он рассмеялся.
– Ты сумасшедшая! Право, ты сумасшедшая! – Затем, уже серьезно, добавил: – Все это может оказаться не так просто, как тебе сейчас кажется. Не забывай про мнение твоей матери обо мне.
– То было месяцы назад! И потом, если отец захочет это сделать для нас, он непременно сделает независимо ни от чего.
– Ну что ж, в таком случае попроси. Я определенно не смогу этого сделать.
Этой весной Гиацинта часто размышляла о том, что когда-нибудь, в отдаленном будущем, вспомнит это время, время осуществления желаний и надежд, когда было все – и поцелуи, и слезы, и шампанское, и добрые пожелания, и белоснежные платья, и украшенные цветами шляпки.
– Я очень счастлив, что могу сделать это для тебя, – сказал Джим в тот вечер. – Это сбережет твою энергию для работы. Ничто так не отвлекает человека от дела, как пустой кошелек.
– Стало быть, решено, – проговорила Францина. – Помолвка, торжественный день в институте, женитьба – и отъезд в Техас?
– Через две недели после окончания, – зардевшись от волнения, ответила Гиацинта.
Они находились в гостиной. Огонь в камине догорал, тихо играла музыка, которую Джим слушал до того, как молодые люди пришли к нему. «Реквием» Верди отныне навсегда будет ассоциироваться у нее с этим событием.
– Я хочу, чтобы вы оба знали, – вставил Джеральд. – Я так благодарен вам, что это не выразить словами. И помните: я не забираю Гиацинту от вас. Она рассказывала мне, как вы скучаете по своим сыновьям, поэтому обещаю, что, едва я завершу обучение, мы вернемся сюда и останемся здесь. Доктора не ездят с места на место. И еще, – добавил он, обращаясь к Францине, – я не буду называть Гиацинту именем «Гиа». Она говорит, что вы этого терпеть не можете.