– А вот была у нас буфетчицей бывшая балерина.
– Про балерину в следующий раз, – говорю Крикову. – Сегодня ж открытое партсобрание: «Критика и самокритика в пору демократизации и гласности».
– Критика – хорошо, но где гарантии?
Долгая дорога в океане, монотонная, одноликая, утомляет не то что физически, но и накапливается в душе усталость. Это аксиома и, как говорится, тут ничего не попишешь. Человек входит как бы в замкнутый круг, в эти серые будни, как и на суше, на материке: спит положенное между вахтами время, (матросы и прикомандированные специалисты-ремонтники работают с восьми утра и до пяти вечера, вольные люди!) обедают-ужинают, смотрят кино, играют в домино и нарды, читают старые подшивки газет, книги, ходят «искупнуться» в бассейне, чуток позагорать, перекурить в положенном и неположенном месте, обменяться воспоминаниями из береговой жизни, о прошлых рейсах, рассказать анекдот – все это начальный период рейса и удивительно долгая дорога к конечным портам погрузки- разгрузки, где, собственно, и начнется основная, главная, работа.
А пароход идет и идет. Монотонно, устремленно к цели. Вот уже летают рыжие чайки, значит недалеко побережье Бразилии. Утром на восемь часов были мы на широте бразильского порта Сальвадор, в 150-и милях от берега. Скоро должны прийти в «наш» порт Ангра-дус-Рейс.
А пока я «осваиваю» хозяйство электромеханика. Не перестаю восхищаться удивительно - гуманитарным мышлением Крикова. Он не просто показывает механизмы, их устройство, но живописует «живым примером» – коротенькой новеллой из своей ли, чужой ли практики.
Спускаемся в румпельное отделение (рулевое), он поясняет, что румпельное управляется с мостика при помощи электроэнергии, при аварийной ситуации пером руля можно управлять на «месте» при помощи гидравлики или механических талей.
– В Калининград пришли как-то зимой. Пока разгружались, пароход поднялся из воды, наполовину обнажив перо руля. На него наморозило льда. Вышли из порта, руль не работает. Что делать? Долбить лед не положено. Отогревать надо паром, или открытым огнем. Спустили за борт бочку с соляром и ветошью, подожгли, растопили лед. А то, помню, один анекдотический случай, когда стармех послал моториста паяльной лампой нагреть баллер-стержень, на котором крепится перо руля. Вообще в старое время много было в пароходстве «сильных личностей». После войны, когда кадров не было, один такой мореман был командирован вербовать кадры в Средней Азии. Привез 180 человек в тюбетейках и полосатых халатах. Обучили их немного, пошли в рейс на Америку, в Штаты. Когда тюбетейки сошли на берег, бросились грабить лавки и магазины, где все лежит как бы безхозное, никто не охраняет. Мало сохранилось этих тюбетеек на флоте. Но кое-кто вышел в механики и даже капитаны.
Зашли в кладовую управления пожаротушения, где стоят баллоны с углекислым газом. Баллоны нацелены по системе трубопроводов на машинное отделение, трюма и танки. Стоит повернуть тот или иной рычажок и система автоматически срабатывает. Так вот один молодой механик после высшей мореходки, где «всему учат и ничего не умеют», пошел знакомиться, изучать. Повернул рычаг. Система сработала. В это время четыре матроса чистили топливный танк. Пока их доставали, пока вызывали скорую (стояли в Швеции), трое скончалось.
Добрались до закутка слесаря ГЭС Лукина. Он ремонтирует и прибирает форсунки главного двигателя. Анатолий Иванович – плотный, видный мужчина. Основательный, неторопливый. Ну, ну, мол, начальство интересуется, давайте! Посматривает, усмехается.
– Идешь в море, смотришь как дымит встречное судно, значит, слесарь-моторист ГЭС плохо сработал, – говорит Криков, когда выбираемся из преисподней машинного отделения, – У этих мотористов есть профессиональная привычка – постоять-покурить на корме и полюбоваться на трубу: какой из нее дым идет?
Пробираемся в фекальное отделение. О, самое злачное место! Опять криковский пример. Однажды случилась авария. Содержимое фекалки вырвалось наружу, заполнило – по колено – помещения. Сунулся первый матрос, задохнулся, упал, утонул. Сунулся второй – та же история.
– Господи, уж лучше под голубым небом и пенным ураганом.
Криков понимающе усмехается, но давит и давит на психику: