– У нас в провинции часто говорят – вот питерский рабочий класс – сознательный, организованный! Коснись что, уж он постоит за себя, особенно кировцы-путиловцы.
– Есть, конечно, и порядочные, разумные. Но основная масса потеряла себя, обесценила в эти самые годы застоя. Утром, когда с одиннадцати вино-водку продавали, на заводе, в цехе только и ждут этих одиннадцати часов, время «волка». А в пять часов сойдутся опять у магазина, соберут у кого сколько есть - руль, полтинник, тридцать копеек. Купили, засадили, побазарили и – по домам телевизоры смотреть. А утром на работу. И все – круг замкнут. Какие книги, какое искусство, театр!
У моряка от этого зелья только в рейсе и спасенье. То что порой нас здесь зажимали насчет этого дела, хорошо! Был у меня один моторист, дядя Федя, зашибал, его ругали и склоняли. Потом перешел на другой пароход, на кубинскую линию. Как- то встретил его, он и говорит: как хорошо было у вас, а тут ведь я чуть в одном рейсе не умер от этого керосина! Пью хоть ведрами, никто ни звука, ни пол звука – ни первый, ни старпом, ни капитан. По кнуту, оказывается, можно тоже затосковать, если он вошел в привычку и стал рабской потребностью. Во!
А с женами – моряку! Всяко бывает. Один вернулся после рейса домой, а у него в квартире шаром покати – все жена распродала и – на развод. А на суде сказала, что так и жили, никакой обстановки, мол, все пропивал.
Кстати, Верка так и наказала Васю. Однажды прислала ему телеграмму, что обокрали квартиру. Он вернулся и верно «обокрали», но взяли только его, Васины, вещи. Остался, в чем был. И живут.
Северное море. Широта 55 градусов, долгота 7 градусов, температура 16 градусов, воды – 14.
Удивительная вещь: за многие недели в океане-море, если еще спокойно за бортом, так привыкаешь к воде, что ее почти не замечаешь, как не замечаешь траву, кусты, деревья, то есть замечаешь, но как что-то обыденное, постоянное. Идем возле Бразилии. Ну и что? Слева по борту Африка, Сенегал. Ну и что?!
Идем Датскими проливами.
Ну и что?!
Бегали вчера опять по маклакам, базарам и другим торговым точкам. Ну и что? Нет, нет, нет. Тут надо поразмыслить вот о чем. Один человек ставит свою жизнь на карту – сделать морскую карьеру, стать капитаном, а, может, и дальше кем-то. Другой залить горло и ни о чем не думать, как четвертый наш молодой механик. Но думает о том, чтоб после рейса выполнить норму выручки – сделать свои три тысячи за 70 валютных дней. То есть каждая марка должна принести десятикратную прибыль! Купил на бременской толкучке бывшие в употреблении кожаные куртки и пиджаки по 15 марок, значит, в Союзе надо реализовать не менее как по 150 рублей. Минимум. Косметика три марки, значит, 30 рублей. Норма сделана!
В компаниях рядовых о чем сейчас судачат? – говорит электромех, – Сколько выручил, какая машина, какая дача. Хвалятся, бравируют, не стесняясь. Без машины ты человек второго сорта!
– Наш камбузник теперь.
– Вот-вот. А порядочным, скромным людям в таких компаниях не уютно. Сидят в уголочке притихшие. А ведь они еще пытаются жить честно, по нормам морали, нравственности.
Второй наш механик все пытается подцепить и меня. Наверное, за мою дружбу с Криковым. Вычитает что-либо в газетке про Тюмень, ходят с умным видом, будто сам додумался, сам сделал открытие:
– А в Тюмени опять беспорядки творятся!
– Откуда известие?
– Да «Правда» в передовой впишет. А вы тут приехали наводить порядки! Что навели?
– Все еще впереди! – отвечаю.
Кажется, что-то дошло. Замолчал. Удивительно, как можно бравировать собственной глупостью?!
0 часов 50 минут. Последняя баня за этот рейс, Баня, баня. Жар парилки, прохлада предбанника – столик, скамейки, телефон, раковина. А когда-то! Когда-то в «застойные времена» стоял тут холодильник, набитый пивом и «газом». Тут накрывали стол и шел, говорят, гудеж целыми ночами. Попировали. Сейчас примолкли, смотрят, выжидают: а что из всего сегодняшнего получится? Притих последние дни и последний из могикан – второй механик, что работает здесь со дня спуска судна.
– Вот недавно пожаловался на меня стармеху! – говорит Криков, – Будто я не убрал в туннеле электрика битые лампочки. Посмотрел я, показываю стармеху: на цоколе битых лампочек обозначено – третий квартал 86-го года! А нас тогда не было. Замолчал.
Кидаем ковшик воды на горячие камни-голыши. Ух, баня, ах жарит!