– Надо в таких случаях сметаной тело смазать, – не терпит токарь, – Или под горячий душ, сколько душа вытерпит.
– Да подожди ты! – косится дед на подчиненного, – А вот еще работали на палубе, так у одного моториста плечо сгорело прямо до кости. Кожа и плечо стало, как попа у макаки. Видели в зоопарке макаку?
– И не в зоопарке видели.
– А у одной буфетчицы, – нагоняет страсти дед, – лицо напрочь сгорело, до черноты! Ребята подшучивают, она пытается тоже улыбнуться, а из глаз слезы.
А старпом Гунбин солидно так изрекает на мостике:
– Перевалим экватор, день-два и в куртках находимся! Зима там нас ждет.
Да хоть и зима! А пока я в каюте, заткнув «горло» кондишену огромной тряпицей, сделал сентябрьскую сибирскую погоду, когда в пору листопада натопишь печь и сидишь над чистым листом бумаги. Когда уж и огород прибран, а на грядках еще полыхают разноцветные астры и георгины. Что есть прекрасного в жизни, так вот и эти багряные рябиновые деньки с кружевом тихо падающей листвы тополей и берез.
Но выйдешь вечером в коридор нашей палубы и уже не шорохи увядшей листвы мерещатся тебе, а явственно слышишь пулеметный стукоток печатной машинки из каюты четвертого помощника. Это Ваня Гриньков (1965 года рождения) – пошел в первый самостоятельный рейс в качестве штурмана, а не практиканта высшей мореходки. И Ване надо перед приходом в каждый порт напечатать не менее ста страниц документации. (Прикидываю: это около пяти авторских листов прозы!). Вот и строчит все свободное от вахт время Ваня. Вот и некогда пареньку поразвлечься, в домино постучать или травлю опытных мореманов послушать. Вечные труженики эти штурмана!
Вот и я начинаю привыкать к мысли, что мы будем идти по этому океану бесконечно. Океан, если не считать летающих рыбок, почти безжизнен. Потому проявление четырех чаек – откуда, до Африки тут далековато! – привлекло всеобщее внимание. Развлечение, какое-никакое! Но после адмиральского сон-часа ударил колокол громкого боя. Учебная тревога! Все быстро-быстро разбежались по штатным местам, закрыли-задраили двери – все выходы с палуб и коридоров, закрыли заслонками иллюминаторы. Я тоже закрыл. Мне-то что делать дальше?
– Сиди пока! – сказал зашедший ко мне Жданов. Разыскал в рундуке спасательный жилет. Что за диво? В них-то кой-какой толк понимаю. А тут старый, давно снятый с «вооружения» образец, который многим морякам поломал шейные позвонки при настоящих, не учебных тревогах.
Тут опять в динамике голос старпома: приготовить к спуску шлюпки! Теплоход наш совсем замедлил ход, покачиваясь на волнах и зыби. Иду на корму наблюдать, поскольку выполнил интуитивно все, что мне; полагаю, полагается. Главное – вооружился хоть и худенькими, но спасательными средствами!
Шлюпки спустили до уровня фальшборта, подергали троса и тали, потренировались в нажатии электрокнопок, поставили на место, закрепили. Отбой учебной тревоги!
Так в чем же дело? Плановые учения? Возможно! Но вечером помполит сообщил новость: вчера в японском порту Осака сгорел советский туристический теплоход «Приамурье». Погибло десять человек, более двадцати получили тяжелые травмы, ожоги.
Был я в этом порту в 84 году, представляю. И понимаю, что «грянул очередной гром» и русский мужик начал креститься. Так вот откуда тревога на борту. Вероятно, получен циркуляр из пароходства.
Но мореманы были б не мореманы, если б кто-то по сему поводу не рассказал трагикомическую «аналогичную» историю. Вот она вкратце. В иностранном порту горел наш сухогруз. Команда растерялась, чуть ли не паника. А капитан бегает по судну с огнетушителем, когда должен стоять на мостике и командовать тушением пожара. А помполит спасает огромный стенд с членами Политбюро. Вытащил-таки по трапу на иностранную пристань, положил стенд «лицом вниз», выставил охрану из матросов.
…Все ближе экватор. Влажный теплый ветер.
– Сколько можно ехать? Едем, едем.
– Едем уже полмесяца. Как поется в песне: «Не видно нигде берегов», – подхватывает начальник рации.
Мы выходим из салона, где только что посмотрели фильм под названием «Вторая попытка Виктора Крохина». Так и не поняли: где же – первая?
Криков приглашает на чай, на ежевечернюю нашу травлю, а я еще успеваю подняться в рубку, где вахтенный штурман Ваня Гриньков сообщает мне, что завтра утром часов в одиннадцать будем пересекать экватор. Понятно, что традиционных празднеств не будет. Мы с доктором еще днем подкатывали несколько раз к капитану, намекали, мол, так и так – будем проходить экватор. «Ну и что?» – сказал Ламшаков, – Эка невидаль. Ну по трансляции объявим, я вам обещаю!»