– Понял! Ух ты, глянь, какие девочки!
«Ух ты» попались ещё множество раз. Вузов в столице несколько, девицы по нынешней моде все учёными хотят быть, так что к положенному времени город наводнился прихорошившимися барышнями. Как же, каникулы прошли, надо всех поразить неземной красотой, особенно подружек, и девчонки старались как могли. Кузя без зазрения совести крутил головой и комментировал глазки, ножки, декольте – а чего, дескать, не комментировать, раз на показ выставлено? Спасибо, хоть делал это негромко.
А во дворе Академии раскинулся целый цветник. Девчонки кучковались по клумбам – тьфу, по группам! – должно быть, разобравшись по факультетам или ещё как.
– Зацени! – восторженно пробормотал Кузя. – Вот это я понимаю: девицы – высший класс!
И тут нам в спину заорали:
– А ну-ка стой!
Если совсем честно, я не сразу сообразил, что обращаются к нам. От стайки первокурсниц, которую мы с Кузьмой обошли, к нам бросилась яркая, смутно знакомая, девица.
– Стоять, кому говорю!
Я коротко склонил голову.
– Это ты мне?
– Да кому ты нужен вообще! – вот это поворот...
– Кузьма, это так понимаю к тебе?
Кузя явно мялся. Чего это он?
– Папаня, тут такое дело...
Но девица не дала ему и слова сказать.
– Ты! Мерзавец! Как ты, мразь, пролез в наш родовой арсенал? Ты?! – она ткнула в Кузю.
– Дмитрий, я ... это...
– Разбирайся. Позже расскажешь...
И пошёл к парадному входу в Академию. А позади разгорался скандал. Чувствую, первый учебный день удался, ещё не начавшись.
САЛТЫКОВА. НАКОНЕЦ-ТО ЛЮДИ!
Из боярского лимузина Настя вылезала, задрав нос. Положение обязывает. Только на душе скребли не кошки даже, а рыси. Папенькина ярость так её напугала, что в момент экзекуции Настя позорно описалась. И это ещё хорошо. Папенька, увидев это, слегка остыл. Но наказание всё равно не урезал. Сидеть ей на домашнем аресте как бы не полгода, до зимних праздников. И лишили всего. Единственная возможность людей увидеть – выезд в академию, тут уж с прежним пафосом, в лимузине и с охраной.
Подружки, конечно, заметили её отсутствие на тусовках. Хуже того – её отсутствие на связи. Полное отсутствие, потому что после звонка в «Последний шанс» папенька велел и простой телефон в её комнатах отключить, не только магофон отобрать.
Настя заготовила легенду о деловой поездке в родовые имения, в Сибирь, и даже вообще в Тикси. Дескать, папа оценил её хватку и экономические способности, планирует дать в семейном деле самостоятельное задание. Поэтому, мол, и связи не было – из такой-то дали. Да и некогда было звонить, попусту трепаться. Столько дел, столько дел! Планы, совещания... А теперь вот – вернулась, и сразу на учёбу.
Врать про это было легко: спасибо богам, папенька понимал, что на выезде статусу рода нужно соответствовать, магофон выдал (с условием, что по возвращении домой Настя немедленно сдаст его в родительский сейф), денег немного. Однако, сразу пришлось выкручиваться.
Лизка Трубецкая увидела её, запищала радостно:
– Наконец-то ты приехала! Столько новостей, Настя! Я тебе вечером позвоню, поболтаем.
Настя важно поправила волосы:
– Не получится, Лиза. Вся болтовня – сейчас. Я с учёбы сразу в наше управление поеду, на практику, потом в архив, потом совещание вечером. Папа сказал: никаких звонков, полная отдача, иначе не видать мне места в родовом совете. Приходится соответствовать. Как порог дома переступила, этот магофон выключаю, беру рабочий. Номер секретный, извини.
– Ничего себе! – с завистью протянула Ведана Милославская. – Мне бы так!
Вышло, что подружки даже сочли Настино выпадение из тусовки неожиданным личным успехом. Очень удачно получилось!
Группа девиц с экономического прирастала всё больше. На вступительных (чистая формальность, кто ж клановых не возьмёт!) все успели перезнакомиться и теперь обменивались последними сплетнями, хихикали на тему: попадётся ли хоть один симпатичный и холостой преподаватель? – и весело обсуждали новинки моды. Сейчас предварительный звонок будет – ка-ак все красивые зайдём, все в обморок попадают!
Мимо проходили девчонки из других групп – само собой, не такие эффектные – и парни, иногда суровые, иногда улыбающиеся. Девчонки строили глазки и делали вид, что им совершенно всё равно.
Вон ещё двое идут. Тоже, наверное, первокурсники.
И тут Настя одного из них узнала. Это же тот вор-кладовщик!
В том, что меч украл мнимый кладовщик, Настя, после всех неприятностей, выпавших на её вторые девяностые, была совершенно уверена.
– Так, стоп! – она кинулась вперёд, вызвав замешательство в рядах подружек. – А ну-ка, стой! – Салтыкова выскочила перед парнями, уперев руки в боки: – Стоять! Кому говорю!
Парни о чём-то коротко переговорили, и «кладовщик» остался.
– Ты мерзавец! – «Ты знаешь, как болела попа?!» – Вслух она этого, конечно, не выкрикнула, но воспоминания ещё больше разожгли огонь праведного гнева. – Как ты пролез в родовой арсенал? Ты?!
Все обиды прошедших дней, все переживания вспомнились со страшной силой –Настю аж затрясло. С каждым словом она тыкала «кладовщика» в грудь пальцем и всё сильнее выходила из себя. А парень глупо улыбался и неловко бормотал:
– Да не горячись ты... щас всё объясню... ну... не ори ты так...
После этих слов, доведённая до белого каления, Настя, со всей дури треснула парня по щеке. И разревелась.
– Так! Ну-ка, заткнула фонтан! – от неожиданности Настя икнула и ... заткнулась. – Иди за мной! – «кладовщик» крепко прихватил Салтыкову за запястье и потащил от входа направо, за угол, за ближайшие кусты, припёр Настю к стене и звенящим шепотом потребовал:
– Прекратила орать! И срочно перестала быть дурой!
– Я не дура!
– А кто перед всеми позорится? Кто ревёт и скандалы устраивает? Значит, так! – он слегка ослабил хватку. – Уно! Знакомимся! Твоё имя я знаю. Моё – Кузьма. Дуе! Я – телохранитель князя Пожарского! Тре! Клянусь силой, данной мне богами и создателем, что в ваш арсенал я попал по праву и ничего оттуда не вынес! Куаттро!* Если есть ещё вопросы, их можно решить без истерик и слёз. Поняла?
*Здесь меч считает,почему-то по-итальянски.Зачем?Выпендривается, наверное.Или неосознаннодемонстрирует причастностьк итальянскойфехтовальной школе.
Настя помолчала.
– Поняла.
– Ну и прекрасно! – Кузьма развернулся и пошёл к входу. Обернулся через плечо и негромко добавил: – А сиськи у тебя зачётные!
– Мерзавец! – так же негромко бросила ему в спину Салтыкова.
– Я знаю, мне папа это постоянно говорит.
12. НУ, С ПОЧИНОМ!
ИЗМЕНЕНИЯ
Далеко от входа я не пошёл, остановился у доски со списками факультетов. Пяти минут не прошло – вбежал Кузьма, протиснулся ко мне сквозь толпу, наклонился к уху и тихонько уведомил:
– Всё, более-менее уладил.
– Это кто вообще была?
– Салтыкова.
– Опа! И что ты ей сказал? Опять что-нибудь наплёл и за сиськи подёргал?
– Папаня, ну чего ты?
– А что застеснялся-то?
– Ну не на улице же!
– А-а-а, значит есть далеко идущие планы?
Кузя, ты смотри на него, слегка стушевался.
– Ну-у, есть, конечно.
– Ага, «есть»! На жопе шерсть! Кузя! Ты вспомни, кто ты такой, и вспомни, кто она!
– Любви все возрасты покорны, и сословия тоже.
– Кузька, охальник! – я притянул его поближе: – Ты – артефакт, а она – человек! Идиота кусок...
– Смею напомнить, – Кузьма сделал чопорное лицо, – во мне огромная часть тебя, папенька! Значит, я – кусок тебя!
– Вот ты наглая морда! – не выдержал и рассмеялся я. – Ладно, там посмотрим.
– Ага, – обрадовался он и с большой готовностью сменил тему: – А ты чего тут?
– Да вот, открыл для себя несколько новых факультетов.
– Экономический, полагать надо?
– Не, про экономический волею судеб я уже слышал. Туда что – самых слабосильных берут?