Вдоль забора прогуливался патруль из шести человек. Это то, что на виду, я так понимаю.
— Патрули будут дежурить, пока совет родов их не отменит, — многозначительно сообщил Илья (видимо, назначенный посредником между серьёзными главами родов и мной). — Со стороны Фонтанной тоже.
Ну… Так-то неплохо…
— Лишь бы в этих патрулях засланцев не было, — озадачил Илюху я, — а так — всё нормально, пусть ходят. Зайдёшь? Или у вас все подняты по тревоге?
— Пока только по усиленной боевой готовности, — скроил суровую мину Илья. — Извини, должен идти.
— Бывай тогда. Спасибо большое от меня, бате особенно.
— Да ты чё! Он за прадедовы чоботы себя обязанным считает.
О! Говорил же я, долго легенда об озарении отрока Ильи не продержится.
— Ну, до завтра!
— Увидимся.
Такая разбитость вдруг накатила, если честно, просто убийственная.
— Чего с серебром делать-то будем? — растерянно спросил у меня дядька, топчущийся рядом с серебрянным штабелем. — Куда энтакую кучу-то девать?
— В банк положим, — устало предложил я.
— В какой банк? — не понял Пахом.
— А в тот, который самый лучший процент по вкладу даст. Ты, дядька, завтра с утра объявление в газетах подай: князь Пожарский разместит вклад в размере шестидесяти талантов серебра в том банке, который предложит лучшие условия. И всё. К вечеру нам телефон предложениями оборвут.
— Так украдут, за ночь-то?..
Тут засмеялся Кузя:
— Ну ты, дядя, дал! У меня украдут?
— Всё, — сдулся я, — пустите меня лечь, а то я прямо тут упаду. Голова чумная уже…
ВЫТЯНУТЬ ИЗ ТЬМЫ
Утром, вопреки всякой логике, я проснулся на два часа раньше обычного. Вышел в сад. Свежо, птички пересвистываются.
Поверх штабеля серебряных плашек выразительным кацбальгером[3] лежал Кузя.
— Чёт рано ты, бать, подскочил.
— Сам удивляюсь. И сна, главное, ни в одном глазу.
За мной на крыльцо вышел Пахом:
— И не спится вам!
— А сам-то!
— Так я дед…
Кузя деловито облетел ценный ресурс:
— А что, раз дядь-Пахом проснулся — пошли в Академию пораньше. Что-то у меня вчера сложилось такое ощущение, что от дуэли той лично тебе в магическом плане, бать, никакого толку.
— А ну, проверим, — я открыл чемоданчик с измерительной плашкой, приложился. — М-да, росту-то почти и нет. За два дня по единичке…
— Вот и я говорю. Тебе энергиями лично оперировать надо. В тот раз, когда ты с моей помощью сам у этого придурка ману из раны собирал и сам её вливал — вот ощутимый прирост был! И, смею заметить, во мне сейчас изрядно известной тебе энергии, которую хорошо бы использовать.
— И у меня даже есть мысль, как это сделать не просто эффективно, а ещё и полезно. Но для этого всё равно сперва к Святогору надо, я почти пустой.
— Тем более, пошли пораньше!
— Что, даже чаю не попьёте? — ворчливо спросил Пахом.
— Пожалуй, нет, — решил я. — Пошли, Кузя. Проверим мою теорию.
Кузьма влетел в дом, выскочил человеком, мы бодрым шагом пронеслись до Академии, подпитались в музее и направились в госпиталь. По дороге я излагал свою концепцию:
— Смотри. Ты боевых ран всяких видел предостаточно.
— Так.
— Бывают сами по себе раны опасные, и зародыш смерти в них большой — но чистые. А бывают…
— А-а-а! — понял Кузя. — Это ты про те, на которые мелочь глазу неразличимая собирается, радостно человека жрёт, и всё становится ещё хуже?
— Вот именно! А эта мелочь, между прочим — тоже живая. И если её энергией смерти накрыть…
— Ничего себе, бать, ты задачи ставишь! Это ж какая ювелирная точность нужна!
— Ну, не всё же мне тренироваться, где-то и тебе. А то кое-кто у нас тут нос задирать начал.
— И кто же это? — картинно удивился Кузя.
— Артист! Готовься: придём — будешь какой-нибудь прибор изображать. Слушалку, я не знаю. А я — лекаря. А то опять вся польза мимо меня проскочит.
Кузя прицыкнул:
— Неудобно мне будет инструментом. Давай знаешь как попробуем: я также под вид доктора, только ты за мной ходи и вроде как контролируй — руку на плечо положи, к примеру.
— Думаешь, сработает?
— Проверить надо.
— Ну, давай проверим.
Ирина нашлась на прежнем месте. Обрадовалась.
— Ой, Дмитрий Михалыч, как ваш благотворительный визит хорошо обернулся! Заведующий отделением, правда, с подозрением отнёсся, но пациентки низкий поклон вам и вашему помощнику передают и благодарности! В состояниях у всех огромные улучшения.
Ну, ещё бы.
— Нам приятно, — за двоих ответил я. — Но сегодня у нас ещё одна просьба. Можно ли нам устроить визит к какому-нито больному, состояние которого особенно тяжёлое?
Несколько минут мне пришлось потратить на объяснение: что конкретно нам надо.
Ирина Матвеевна пребывала в сомнении:
— Вам, получается, в инфекционное надо. Но там… — она поморщилась. — Я даже не знаю, как вам…
— Может, мы с чего-нибудь попроще начнём? — предложил Кузя. — Для проверки наших возможностей? Может, у кого-то шов плохо заживает или нарыв какой-нибудь?
Она побарабанила пальцами по столу.
— А есть такая у меня. Пойдёмте, — она достала из шкафчика белые халаты, — вот, я сдать не успела, да и к лучшему. Мы сейчас с вами пойдём в бокс. Женщину ночью привезли, прооперировали экстренно. Она ещё от наркоза не отошла, спит. Но мне, знаете, не нравится… м-м-м…
— Подробности не нужны, — отстранённым голосом ответил Кузя.
— Понятно, — Ирина покосилась на Кузю.
Меня, честно говоря, тоже настораживало вот это состояние, в которое он тут в госпитале проваливался. Обычно сосредоточенность Кузьмы выглядела по-другому.
Мы снова прошли в «тяжёлый» край, толкнулись в крошечную палатку.
— Вот, посмотрите. Тот ли случай?
Кузя взял женщину за руку, глаза слегка прикрыл:
— Да, то что надо, — и про себя: «Бать, держи меня».
Он посидел, склонив голову и нахмурившись. Потом тряхнул головой:
— Ирина Матвеевна, вы могли бы подежурить в коридоре, чтоб никто дверь не дёргнул? Мне нужно максимально сосредоточиться.
— Да, конечно.
Докторша вышла в коридор, и я сразу спросил: «Что не так?»
«Плохо идёт, — покачал головой Кузя. — У меня-то всё нормально, а вот участия тебя в этом процессе почти не чувствую».
«И что ты хочешь? Всё-таки инструментом?»
«Попробуем? Ты ищешь то, что надо вычистить, я изнутри подправляю потоки, если нужно, — Кузя преобразился в странного вида медицинский инструмент (или не медицинский — никогда таких не видел), — Бери меня и для начала просто к зоне пульса прикладывай».
Я прижал железяку к женской руке и присмотрелся к ментальному полю: «Ядрёна-Матрёна! Тут свой зародыш смерти вон какой! И что мы сейчас — мелочь эту выкосим, а его оставим?»
«М-да, не вариант, — согласился Кузьма. — А давай мы прямо этим зародышем всю погань мелкую и вычистим? Как, бишь, она их называла?»
« Инфекция, кажись. И бактериями ещё».
«Давай, зародыш потихоньку тяни и сразу на дрянь эту…»
Примерно в таком режиме мы валандались минут двадцать — очень долго с непривычки. Кузя вернулся в человеческий вид и устало вытер лоб:
— Капец. Только к цели сброса лишнего мы не приблизились ни на шаг. Наоборот, ещё подобрали.
— А вы кто? — вдруг спросила женщина и попыталась привстать.
— Лежите спокойно, больная! — мигом вошёл в докторскую роль Кузя. — После операций запрещены резкие движения! Сейчас ваш лечащий врач всё вам объяснит, — он сунулся в дверь: — Ирина Матвеевна! Зайдите!
Мы вышли в коридор и запустили внутрь докторшу.
— Мы халаты в кабинете оставим, — сказал я, прикрыл дверь и поторопил Кузьму: — Пошли пободрее! Чёт ты у меня после этих докторских сеансов как примороженный?
3
Katzbalger — «кошкодёр» (нем.) — короткий ландскнехтский меч для «кошачьих свалок» (ближнего боя) с широким клинком и сложной гардой в форме восьмерки.