— Но со мной мой разумный меч…
— Это не страшно, — глаза у неё заблестели. — Я разрешаю ему смотреть!
«Ва-а-а-ау!» — громко сказал у меня в голове Кузя.
«Без комментариев, иначе в другой раз дома оставлю!»
Это была последняя связная мысль…
Она была жаркая. И изрядно «голодная». Давненько, должно быть, эти горы не слышали, чтобы так кричали. Правда, наверное, неделю воздерживалась, а для неё такой режим…
А потом я лежал, и мне даже глаза не хотелось открывать.
«А про угли кое-кто совсем забыл, — сказал Кузя. — Но я тебя не осуждаю».
— Хрен с ними, с углями, — пробормотал я.
— Что? — Момоко приподнялась на локте и заглянула мне в лицо.
— Мой меч говорит, что угли совсем остыли.
— А-а! Так это не проблема! — она подскочила и подбежала в жаровне, провела ладонью над решёткой. — Готово! Нужно жарче или убавить?
— Смотришься шикарно, — оценил я. — Пить хочешь?
— А оно не крепкое? А то улетим потом неизвестно куда, — Момоко хихикнула.
— Лёгкое, специально для барышень, — усмехнулся я и подумал, что она стала здорово бодрее и веселее и, чего я не предположил заранее, похоже, вытянула меня до самого дна. А я и наручи снял, не хотел, чтоб она видела…
«Кузя, ты запас не трать, подзарядишь меня, иначе придётся нам куковать тут до завтра, пока у меня накопитель не пополнится».
«А ты не подумал, что если вы будете здесь долго сидеть, этой барышне захочется тебя ещё раз использовать? Или не раз?»
Ситуация, однако.
Мы пили вино, жарили мясо и угощались вкусностями — всё было принято с большим одобрением. Наконец Момоко облизала пальчики, аппетитно потянулась, давая понять, что была бы не против ещё раз… и пронзительно завизжала.
— Ой, можно подумать, ты драконов не видела, — с выражением вселенской усталости произнёс голос Змея из-за моего плеча.
«Извини, пап, — покаянно пробормотал Кузя, — я, кхм… засмотрелся…»
Ага. Увлёкся и Змея проморгал. Я вздохнул. Мысленно.
— Слышь, Змей, по-братски, спрячься ненадолго, я девушку домой отправлю.
— Ты чё, попутал, э? — злобно сказала вторая голова, но средняя тюкнула её сверху:
— Ладно, чё завёлся, ара? Чё мы там не видели?
Головы скрылись за обрывом.
— Это что такое? — дрожащим голосом пробормотала Момоко.
— Чудище местное. Говорили, помер он давно, а он — вон, жив. Одевайся, одевайся скорей, пока он не передумал. На малый портал маны хватит, только не обижайся — за Академией высажу тебя, источник точку выхода сбивает.
— А…
— Мы обязательно продолжим. На неделе. Давай-давай-давай… Цветочек не забудь. И конфетки в коробочке — сестрёнку угостишь, чтоб она сильно не завидовала.
— А…
— Выскочишь из портала — иди направо. Там будет арочка цветочная — увидишь вход в тренировочную зону, не потеряешься.
«Кузя! Давай энергию!» — я скастовал маленький портальчик, выставил туда Момоко и тут же его захлопнул.
…СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
Обернулся — Змей уже сидел в человеческом виде на краю пропасти, спиной ко мне:
— А я сперва тебя не узнал, а потом понял, что ты, Митька. Измельчал-то как… Ой, да ладно, — продолжил он тут же усталым нудным голосом левой головы, — кто сейчас не измельчал? Всё измельчало, всё идёт к упадку… Заткнись, а⁈ — опа, и правая тут! — Тихо все! — крикнул Змей своим обычным голосом. — Дайте мне со старым другом поговорить!.. Да пусть докажет сперва, что друг!.. Ой, я вас умоляю! Друг — не друг — какая разница…
А он ведь совершенно седой, Ядрёна-Матрёна! А сгорбился как…
— Змей, ты б хоть повернулся.
— Знаешь, Митька, когда лицом к лицу, это ещё страшнее… Страшнее ему, ты посмотри!.. Ой, да успокойся…
— Так, принимай-ка обратно зооформу!
Змей перекинулся и измученно повернулся ко мне:
— Так ещё хуже. В человеческом виде они хотя бы разом орать не могут.
Боковые головы, и вправду, заорали одновременно, но каждая своё:
— Слышь ты, хлебало завалил бы!.. Можно подумать, мне самому это нравится…
— Кузя, — попросил я, — а дай-ка вон тому борзому по мордасам и заткни качественно.
Меч два раза уговаривать не пришлось. Кузьма рванул вперёд и приложил злобную бошку, да так, что она слегка обмякла. В пасть ей мы запихали кусок скалы, сверху натянули наволочку от подушки и шнурком примотали.
— Ты добровольно заткнёшься, — недобро спросил Кузьма нудную голову, — или тебя тоже приложить?
— Добровольно он не заткнётся, — сказала главная голова.
— Можно подумать, вы одни здесь воспитанные… — начала левая голова, тоже получила в зубы камень и наволочку сверху.
— Боги Египта! — вздохнул Змей. — Почему я раньше не догадался? К сожалению, я продолжаю слышать их мысли, но хотя бы снаружи тишина.
— А если кто-то будет думать очень громко, то мы ему ещё раз покажем, что такое хук справа! — пригрозил Кузя.
Лицо у Змея слегка разгладилось:
— Спасибо! Не уверен, что это блаженство надолго — всё равно спасибо, Митька! Я только не понял — ты откуда взялся?
— Да я сам, честно говоря, не понял. Есть предположение… — я окинул взглядом слегка разворошенное пиршество. — Мясо будешь?
— Давай! — Змей, радостный, словно человек, которого дикая зубная боль отпустила, уселся на ковёр и принял тарелку: — М-м-м! Мой рецепт, а?
— Конечно! И если бы ты не явился так некстати, мы бы уже на второй круг пошли. Девочка вполне была готова.
— Э-эх… девочки… розовые лепестки… — Змей грустно вздохнул. — Чё там про предположение-то, ара?
Теперь тяжко вздохнул я:
— В моём роду умерли все.
Змей перестал жевать и уставился на меня:
— Э! Ты что, брат⁈ Если бы так — нас бы уже всех накрыло большим медным тазом!
— Да не знаю, как так вышло, брат, но меня закинуло в тело последнего внука — как раз, когда он отошёл. Так что я теперь — последний Пожарский.
— Охренеть расклад… — честно сказал Змей и добавил кому-то внутри: — Заткнись там, скотина, сказали тебе, по башке получишь!
— И давно ты так мучаешься?
— Так с последней магической войны.
— Хер-р-рас-се…
— Н-но. Байдой какой-то меня накрыло — и всё. Да сперва, вроде, не так и страшно было. Просто застрял в многоглавой форме. И даже как будто прикольно — всегда есть с кем поговорить. А вот в последние годы тяжко стало. Старею, что ли. Один гундит без конца — то морали читает, то помирать собирается, и всё-то ему не так, и мир бренный…
— Пиштец.
— Не то слово. А второй — сам видел, злой как дэв, каждому в горло впиться готов. Заткнись, сука! — Горыныч тюкнул сверху агрессивную голову и немножко успокоился. — Зря я на крепкий алкоголь перешёл. Он, по-моему, только психованнее стал.
— Выпиваешь, чтобы их меньше слышать?
— П-х, выпиваю! — Змей ухмыльнулся. — Бухаю по-чёрному! Сижу потом у озера, пою…
— Хором невпопад? — попытался пошутить я.
— Если бы хором! — горько воскликнул Змей. — Каждый своё орёт, пока не отрубится.
«Отрубится» — щёлкнуло у меня в голове.
— Змей! А чё сидим-то на жопе ровно⁈ Ты помнишь, как Гидру лечили, когда у неё тени разума начали на основное сознание наползать?
— Ха! — Горыныч во вкусом отхлебнул из бокала, причмокнул. — Мы с Кошем давно эту тему мусолим…
— А вы общаетесь?
— Да-а, прилетает он, раз в месяц-два, смотрит меня. Иногда — так, на яблочко по блюдечку мне звонит, я если его не закину куда-нибудь, отвечаю. Он тоже сразу про Гидру вспомнил, пытался мне лишние рты ампутировать — не поверишь, начали множиться, до двенадцати дошли.
— Это ж твоя боевая форма?
— Ну! Мало того, что много — так ещё резкие, как понос, злобные. Еле прижгли.
— А чем прижигали?
— Как — чем? Ты помнишь, как перед уходом ему сердце Кинич Ахау отдал? Он в него всю лишнюю энергию смерти вливает — полыхает сердечко, будь здоров! Им и прижигали. Но меньше трёх — никак. Если перестараться — снова четвёртая вылазит. И такие наглые стали, хоть ляг да помирай…