Пять Салтыковских деревень, раскиданных по всей Руси-матушке, тоже требовали к себе внимания, но на сегодняшний день самым большим владением оставались земли Суздальские, в бумагах обозначенные как «вотчина Пожар». Не знаю, потерялся ли где-то в истории хвостик «-ских» — может, его специально отрезали, когда имущество Салтыковым отписывали? Но разобраться с Пожаром следовало в первую голову.
В качестве поместья вотчина была, конечно, неплоха, но как княжеский удел — курам на смех. Три небольших городка: Засечин, Стлище[12] да Радогость с прилежащими деревушками. Дружину с такого удела не соберёшь, разве что самую малую. Особыми богатствами удел похвастаться не мог. Луга хорошие заливные — это да. Несколько кирпичных заводиков. Солеварня вот отмечена. Соль — это хорошо.
Из докладной записки выходило, что городок Засечин — самый крупный из трёх, в нём прежде располагалась главная усадьба Пожарских вне столицы. На плане помимо основной усадьбы можно было разобрать ещё с десяток каменных домов, а остальное — три застроенных деревянными дворами улицы с переулками — вот тебе и весь город. Прочие два — ещё мельче.
Хотел ли я связывать себя вознёй с этим мышиным уделом, и планировал ли получить от него какую-то прибыль — дело десятое. Тут принцип важен был! Вернуть своё! Поэтому, как только были получены документы, каждому городку Фёдором были подобраны управляющие (я посчитал, что для таких цыплячьих городов название «наместник» будет слишком пафосным), которые и отправились три дня назад в эту вотчину вместе с нашим юристом, Игорем Талаевым, принимать дела.
— Я надеюсь, мы не пешком пойдём? — спросил за общим ужином Кузя, имея в виду не пешее странствие, конечно же, а портальное перемещение — благо, сейчас я уже мог себе это позволить. — Несолидно ведь будет.
— Согласен с тобой, не по чину князю. Фёдор, шофёра не отпускай, с нами поедет. Помощников ему в кабину подсади, а сам с нами сядешь.
— Слушаю, ваша светлость, — управляющий помялся. — Я вот подумал… Может, ещё помощников возьмём?
Что-то мне тревога в его голосе не понравилась.
— Подозрения на вещи нехорошие есть?
— Как сказать. Игорь-то вчера утром как позвонил — так и тишина.
— Как бы не прибили его там, — озабоченно сказал Пахом. — Слухи ходили, под Салтыковыми Пожар распоясался. Они ж почти туда и не заходили, мол — делайте, что хотите, мзду положенную отдавайте, и ладно. Вот людишки и очумели от своевольности. Да и городки откуда взялись? Окромя Засечина отродясь ничего крупнее деревень не было.
Что-то не понравилось мне это.
— Очумели, говоришь? — я прикинул варианты, кивнул ребятишкам, которые уже поели и ждали только разрешения выйти из-за стола: — А ну, бегите к Хаарту, скажите: князь зовёт.
ЕДЕМ ПРЯМО
В Суздальских землях я в последний раз бывал задолго до ухода в Рызрыв, поэтому портал поставил примерно. Всё-таки лучше полчаса ехать, чем пять, правильно? Выкинуло нас перед мостом через какую-то речушку. Кусты-кусты, поле, вроде бы.
— Пашня-то вся быльём поросла! — недовольно сказал Фёдор.
Да уж, радоваться нечему. Почему поля не распаханы? Люди помёрли? Или ремеслом каким занялись? Хотелось бы верить.
— Ну и куда? — спросил я у Кузьмы. Всё-таки он из нас всех тут последним бывал.
— Да хрен знает. Не узнаю́ я это место.
— Значит, поедем куда глаза глядят — прямо, через мост. Дорога есть? Вроде, даже не заброшенная. Значит, люди живут.
Ехать пришлось недолго. Дорога втянулась в лесок, сделала два довольно крутых поворота и упёрлась в заграждение, более всего напоминающее лесину, приделанную к здоровенному пню на примитивном шарнире. Прямо на пне, лузгая семечки и сплёвывая в траву шелуху, сидел косоватый парень, заставивший меня заподозрить, что его дальнего прадедушку я тоже знаю.
— Дело Соловья-разбойника живёт, — скептически пробормотал Кузя. — Сразу его — или сперва пообщаемся?
— Да уж давай расспросим.
Я вышел из машины и огляделся. Сразу за шлагбаумом дорога разделялась на три ветки. На перекрёстке виднелся тройной указатель: «Радогость 3 км» (со стрелкой направо), «Стлище 5 км» (налево), «Засечин 1 км» (прямо). Сразу под перекрёстком кто-то поставил здоровенный плоский камень с выбитым в нём довольно глумливым обещанием:
'Направо поехать — коня потерять.
Налево поехать — себя потерять.
Прямо ехать — и коня потерять, и самому живу не бывать!'
Косой сплюнул и ветер руки о штаны, встал, одёрнул жилетку:
— Куда путь держите, добры молодцы?
— А твоё какое дело? — не вдаваясь в эпитеты, ответил я.
— Ты бы повежливей, дядя. Мы тут и не таких видали. Дело моё важное — мзду за проезд собирать и камушек людишкам показывать, чтоб не говорили потом, что их не предупреждали, — разбойничек ухмыльнулся и кивнул за плечо. — Так что доставай кошелёк, дядя. Пошлина за въезд — сотка с рыла.
— Фига вы дерёте! — присвистнул Кузьма.
— А ты как хотел? Тут серьёзные люди важные дела решают. Внутри зоны оплата по прейскуранту. И не думай, что я один тут сижу…
Я слегка кивнул, и Кузьма тенью скользнул к бандиту, ухватив его за горло. Плотно, но не смертельно. Пока.
Со всех сторон послышался грохот, нечто мелкое, словно горох, со страшной силой впечатывалось в поставленный Кузьмой купол. Вот оно, значит, какое — современное оружие. Воздух загудел… а потом ответкой шарахнуло несколько молний — в примерном направлении выстрелов. В лесу заорали, кто-то с треском ломанулся убегать.
— Вы, сучьи потроха, чего тут нагородили? — тихо закипая, спросил я.
— Так это… — просипел бандит, — всё по-честному. Город Засечин? Вот она, засека. Какие претензии?
— Логично. А фамилия твоя, часом, не Соловей?
Глаза у придушенного выпучились ещё больше:
— Ты как узнал⁈
— Говорил я, — кисло сказал я Кузьме, — что обезглавливание гораздо эффективнее каторги. Говорил?
— Если ты помнишь, я тебя как раз поддерживал.
— «Ибо от беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает всё население, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдельные лица», — процитировал я одного италийского мага, который потом, говорят, нехило поднялся. — Фёдор, доставай бумагу, пиши: «Единовластною волей государя сих земель приговариваю татя и душегубца сего к усекновению главы. Исполнить немедля». И подай мне, я печать приложу.
Печать малая нашлась при переезде, спрятанная Пахомом от кредиторов в одном из старых сундуков. Вделанная в кольцо, очень удобно.
— Сиплый вас всех порешит, — прохрипел Соловей, и его голова с влажным «хрясь» отделилась от тела. Фёдора передёрнуло.
— В следующий раз я постараюсь действовать более эстетично, — пообещал Кузя, обломал растущую рядом сосенку и насадил на ощепок сперва Соловьиную тушку, а потом и голову. — Можно мне эту засеку сломать?
— Да пожалста! — разрешил я, намертво приклеивая бумагу разбойнику на лоб, пока Кузьма отламывал бревно и кидал в сторону. Расход маны минимальный, зато сразу ясно — кто и за что. Это я про приказ.
Я махнул сидящим в грузовике:
— Вылазьте! Да не тряситесь, мы здесь — самые страшные звери. И куртки свои давайте сюда.
— Думаешь, мы с тобой больно красивые? — усмехнулся Кузьма.
— Ага, сразу много желающих набежит, а нам бы до усадьбы без остановок добраться, — я кинул в «Призрак» свой пиджак. — Поедете за нами, у окраины города остано́витесь. Если кто привяжется — говорить, что ваш хозяин поехал с главным Засечинским головой разговаривать, скоро будет, и возможно даже с ним вместе. Это должно любопытствующих притормозить. А мы с Кузьмой разберёмся, кто тут такой умный.
12
Стлище — место, где расстилают лен или коноплю для вялки, просушки или холст для отбелки.