— Благословляй, и я пошла! — сердито отдуваясь, пропыхтела Каэде.
— Не так быстро, рыжая. Сядь, поговори со мной.
— О чём нам говорить, а? Всё сказано, всё предрешено. Моё дело — помочь им рассмотреть нужного и уложить его в постель!
Хэби неодобрительно хмыкнул:
— Сколько суеты… Вы, глупые вертихвостки, думаете, что читаете предсказания в полёте птиц, надменно задираете к небу носы. Мой вам совет: смотрите, чтобы птицы не нагадили вам на головы! Сядь уже!
Он так сердито хлопнул по лавке, что Каэде не посмела спорить и села.
Помолчали.
— Эти девочки, — чуть успокоившись начал Хэби, — сами должны почувствовать нужного. И вы, рыжие проныры, со своими советами будете только сбивать их с толку. Но они всё равно почувствуют нужного, предсказание начало сбываться, и ничто не может его остановить. Твоя задача в другом, совсем в другом…
Он замолчал и молчал так долго, что Каэде вынуждена была спросить:
— В чём же?
Хэби улыбнулся в усы и подлил себе чего-то, остро пахнущего травами, из медного чайника:
— Посмотри вон туда! — туман слегка рассеялся, и Каэде различила ниже по склону небольшую площадку, на которой какой-то юноша выполнял упражнения с мечом. — Этому мальчику суждено стать великим воином, — кивнул Хэби. — Однажды он будет защищать того императора, которого родит одна из сестёр, и устоит против большого отряда. Один! Но пока он выполняет те упражнения, которые я ему даю. И — чудо из чудес — пока он в тумане, его меч может перерубить почти всё что угодно. Деревья. Камни! Доспехи. В тумане всё кажется ему просто размытыми образами, игрой теней — и он всемогущ! Но сто́ит солнцу развеять туман — и всё. Он знает, что меч не может перерубить камень или большое дерево — и не может перешагнуть через знание.
Он снова долил из чайничка. Спросил Каэде:
— Выпьешь? — та сердито мотнула головой. — А я выпью… Твоё дело — помочь девочкам преодолеть страх. Они ещё не понимают, насколько могут быть сильны. И ты не понимаешь. Вам вместе нужно это понять. Надо войти в туман, чтобы перестать бояться преград — и поймать это правильное чувство. Такой парадоксальный путь. А высокомерие своё брось. Земля, в которую ты едешь, рожает магов большой силы. Если бы они осознавали её в себе со всей отчётливостью, то давно бы завоевали все пределы мира. Впрочем, их страна и без того так велика, что нам сложно представить. Ты не вздумай там выступать, иначе оторвут тебе твои хвосты да сошьют из них шапки с ушами. Иди давай, благословение моё с тобой.
НЕМНОГО ПОКОЯ
Утром… нет, уже днём воскресенья Кузя, всё ещё выглядевший как сытый и довольный кот, принёс мне из кухни новости. В доме Шуйских ночью что-то страшное бахнуло, вся дежурка полегла и мага вместе с охраной поместили в Шуйскую больничку. Всё, конечно, тайно, поэтому к обеду все всё уже знали.
— Так вот что вчера зудело!
— Поиском тебя сканировали, что ли?
— Видать. Испугались, поди — куда я делся. Ты в машине-то один поехал.
— Блин, точно!
Я поморщился:
— Кузька, ну что за блины?
— А чего? Вся молодёжь так говорит. И ты говори, не будь как старый пень.
— Думаешь?
— Уверен на все сто.
— Мда… Ладно, я подумаю над этим. Дай-ка магофон, вон, на столе лежит.
— Кому звонить будешь?
— Да Илюхе. Не успокоятся же, пробовать будут. Этак мы без союзников останемся…
Я набрал Муромца. Ответил он почти сразу:
— Здоро́во князюшко! Как живёшь-поживаешь?
— Живу, хлеб жую. Слуш, Илюх, тут такое дело…
— Чего случилось-то?
Я потёр лоб, собираясь с мыслями, и не придумал ничего лучше как рубануть в лоб:
— Ты своим там стукни, чтоб поиском меня не искали, — Илья сделал честное лицо и, судя по всему, собрался уверять меня, что никтошеньки князя Пожарского не искал. — Ты погоди, — остановил его я. — У меня ж сигналка стоит. И защита от поиска. Спросили бы раньше — я б вас как своих предупредил. Если что серьёзное — ну магофон же есть, звоните.
Илья смутился, но немного:
— Понял, передам.
— Ну вот и славно. Бывай, дружище.
Дальше случилось относительное затишье. Никто не нападал, не бросал мне оскорблений, не пытался пролезть в особняк (что случалось пару раз, и оба раза для прощелыг окончилось малоприятно). Затаились до полной незаметности альвы. И даже лиса, вопреки её лисьей природе, никак себя особенно не проявляла.
На основании четырёхнедельных наблюдений я пришёл к выводу, что посещения больницы и работа с мёртвыми энергиями гораздо сильнее прокачивают внутреннее хранилище, а вот встречи с Момоко — проходимость каналов. Энергии она протаскивала лучше любых самых мощных заклинаний, особенно на Святогоровом ложе. Если в обычной постели показатель подрастал на пятёрочку за раз, то в музее — на двадцать-двадцать пять, за счёт, как я полагаю, бесконечного притока.