Матвей встопорщил усы:
— Кажется, до сих пор нареканий в мою сторону не было? Не думали же вы, что я, прожив рядом даже пару дней, не догадаюсь, кто такой Дмитрий Пожарский?
— Ну… На самом деле думали, — признался я. — Я ж Дурак, у меня голова вечно другими мыслями занята. А Кузьме, видать, по наследству досталось. И давно ты понял?
— Да говорю же, дня через два. Нет, первые смутные подозрения у меня возникли, когда ты имя моё по буквам разложил, но я тогда так ошалел от счастья, не до логических построений было. А вот потом я спокойно сел, посмотрел по сторонам, подумал — а уравнение-то возьми да сложись! И уверяю тебя, князь, не ранее чем через полгода аналитики больших кланов к тому же выводу придут. Больно много странностей вокруг тебя, как волны, знаешь, вокруг большой рыбы.
— Ладно, когда они разродятся — тогда и действовать будем сообразно, а пока сделаем наивное лицо и будем изображать юного отпрыска.
— Я вот тоже такой позиции придерживаюсь, — сказал Токомерий. — Если надо кем-то прикинуться, особенно ради своего удела и его народа — это я запросто. Валахия — страна маленькая. Я в юности клятву дал её беречь, и не отступаюсь. От себя отступаюсь иногда, а от неё — нет.
— Личины меняешь? — Горыныч достал из стенного шкафчика пару бутылок вина и четыре бокала, спросив Матвея взглядом, мол: «Будешь?» — на что тот скривился: «Ме-е-е!»
— Не меняю, представь себе, — ответил Токомерий. — Кровь у нас сильная, все потомки в меня, — он вздохнул. — Были. Я ж от дел отойти хотел. Сын хорошо себя показал, я престол ему оставил, к тебе тогда поехал, — Змей, разливая по бокалам вино, кивнул. — На Кавказе такая школа была, братцы! Какие годы… Ребята… Э-эх, никого почти не осталось в живых, всех война проклятая перемолола…
— Помянем, — просто сказал Горыныч.
Выпили. Немного помолчали, каждый о своём думал.
— Ну вот, жил я в гостях, не тужил, годы не считал. В магию с головой ушёл. И тут вызов! Бояре валашские заговор затеяли. Вырезали всех моих внуков-правнуков, твари, чтоб им Стикс не переплыть… Я услышал — и туда рванул. Примчал аккурат к делёжке власти — нового князя выбирают, чуть не передрались. И тут я выхожу, красивый, из-за трона. Они меня увидели, испугались, давай орать: «Мертвец! Мертвец! Влад из могилы вышел!» За внука приняли, который на меня больше всех похож был. А я и спорить не стал. «Не ждали?» — говорю. И обернулся драконом. Эта форма у меня тогда уже очень хорошо получалась. Они бежать. Только от дракона попробуй-ка убеги… Весь двор я тогда кусками рваных тел забросал. Кровушки всякой напробовался — чуть не свихнулся от многих чужих воспоминаний… И такое узнал, что знать бы не хотел… — Токомерий покачал головой. — Страшен в гневе был. Да… Так что теперь я — Влад. Влад Дракон, по-нашему — Дракул.
— А клыки — это побочный эффект? — спросил Матвей, и это неожиданно выдернуло всех нас из состояния тягостной тоски.
— Почему эффект? — ухмыльнулся Токомерий-Влад. — Кровь брать удобно, чтоб с расспросами не маяться. Я ж зооморф! В любого зверя могу оборотиться, хоть полностью, хоть частично, что ж я — клыки себе удобные не отращу?
— Ну, за зоотрасформацию! — тут же предложил Горыныч.
Выпили, уже звонко чокаясь бокалами.
— Между прочим, — снова сказал Матвей, — феномен дознания через кровь — явление своего рода аномальное. Я слышал о подобных экспериментах, но ни разу — о том, чтобы кто-то получил ожидаемый эффект.
Мы немного пообсуждали тему и пришли к умозаключению, что для успеха надо было-таки умереть и испробовать крови в состоянии бесплотного духа, приобрести свойство читать воспоминания, а потом — вернуться.
— Сложноватая процедура, — резюмировал Горыныч. — Да и с возвращением никаких гарантий. Не думаю, что очередь из желающих стать подопытными выстроится.
— Ну, за науку, — предложил Токомерий, наполняя наши бокалы…
В общем, посидели душевно, даже, вроде, песни пели.
НА ТРЕЗВУЮ ГОЛОВУ
Наутро я застал в кабинете Кузьму и Горыныча, в глубокой задумчивости перечитывающих протоколы допроса, один — первую тетрадь, другой — вторую.
— А меня, я так понимаю, вы будить не стали, чтоб не делиться?
— Да почему? Держи, бать, — Кузьма протянул мне свою тетрадку. — Я уж обе перечитал.
— А Токомерий где?
— К себе помчал, — погружённый в свои страницы, пробормотал Горыныч. — Распоряжения по домам для Ипатьевой кондотты раздавать… — он захлопнул свою тетрадь и потряс ей в мою сторону: — Давай поменяемся, а? тебе всё равно с чего начинать, а я эту уже перечитал.
— Давай, — я сменил один талмуд на другой, полистал… отложил на столик. — Я вам, други, и без перечитывания скажу, что меня вчера больше всего насторожило.