Женщины согласно закивали головами, сделавшись похожими на стайку куриц, и Марина внезапно поняла, что не получится у неё традиции отменить. Заклюют.
— И фата напоследочек! — женщина наклонилась за названным предметом в сундук. В сундук, кто бы мог подумать! Марине хотелось нервно смеяться. А боярыня, распрямляясь, провозгласила: — Чтоб не сглазили!
— А я думала, фата прозрачная, — не выдержав, пролепетала Марина.
— Ты не переживай! Там напротив глаз нитки реже сделаны, чтоб невеста всё видеть могла, — утешила её боярыня.
И, ни секунды не медля, накинула на Марину огромный, скрывший её почти до колен, платок. Можно было вообще не переживать за платье! Всё равно почти ничего не видно.
Платок-фата оказалась ещё и тяжёлой, словно шубу на голову набросили. Но зато… Марина внезапно подумала о преимуществах. В этом платке она сможет беспрепятственно разглядывать всех, кого только вздумается, и при этом не будет замеченной! Ха!
Дальше началась какая-то сутолока, на плечи Марине накинули тяжеленную шубу, на голову, прямо поверх платка — шапку, ездили в санях туда-сюда, куда-то ходили. Навстречу женской толпе высыпала мужская, все разряжены в пух и прах, все бородатые, не поймёшь, кто жених. Что-то кричали, снова ходили. Потом сани поехали по улице пошире, совсем медленно. По бокам дороги стояли (наконец-то!) приветственные толпы. Кричали. Но иногда, как это бывает в толпе, ухо вдруг выхватывало отдельные слова:
— … только говорят ледащая она, ни кожи ни рожи.
— Да ну! А чего ж её в царицы выбрали?
— Да, вестимо, из-за отцовских денег…
Марина дёрнулась, лица приметить — кто это её так безобразно обложил? — да куда там! Вперёд посунулись бабы, размеренно выкрикивающие, словно на рынке:
— Сове-е-е-ет да любо-о-о-овь! Сове-е-е-ет да любо-о-о-овь!
Следом пьяненькие хохочущие парни…
Толку нету высматривать. Марина села прямо с твёрдым намерением не реагировать на чернь. И вдруг:
— А что, насчёт Источника сговориться не получилось? — спросил кто-то неподалёку.
— Сговоришься, как же! — ответил второй голос. — Скопины-Шуйские грозятся всех, кто попытается пролезть, в каземат запереть, усиленную охрану в Академии выставили.
— Так свадьба-то действительна будет?
— А шут его знает…
Глаза выхватили стоявших чуть поодаль мужчин военного вида. Марина резко повернулась к Лизавете:
— Ты слышала⁈
— Что? — та, тоже непривычно наряженная в старинный русский костюм, забегала глазами.
— Ты слышала! — уже обличающе прошипела Марина. — Что за история с Источником?
Лизка неловко завозилась:
— Ну, ты понимаешь… Я точно не знаю… О-о-й-й…
— Маги заключают союз у источника силы, — хмуро ответила с другой стороны Настя. — Жених обводит невесту три раза вокруг. Союз считается скреплённым.
Некоторое время все трое молчали.
— Так что же, мой брак с царевичем?.. — Марина посмотрела на одну, потом на другую: — Он будет недействительным, что ли⁈
Лиза опустила глаза и затаилась. Настя тяжко вздохнула:
— Мама говорит, дума долго заседала. Решили вместо источника использовать какой-то древний артефакт, очень мощный. Приказ выписали, что в полевых условиях этого достаточно.
— В полевых условиях! — Марина фыркнула и только тут осознала первую часть высказывания: — Так твои родители здесь?
— Ты с мамой сегодня разговаривала. Если что — ты в нашем родовом свадебном платье.
Марина припомнила все нелестные слова, которые она сегодня шипела по поводу «напяленного гроба»… Понятно теперь, почему у Анастасии такое мрачное настроение.
Марине вдруг стало отчаянно жалко себя. Одна, совсем одна в этой дикой, варварской стране! Она даже забыла о мимолётном порыве извиниться перед фрейлиной за свои слова. Тут они приехали куда-то, и вокруг снова начали кричать. Марина хотела подняться в санях, но её дёрнули за руки — мол, рано. Потом снова дёрнули — наоборот, идти. Посередине двора торчал камень. Или не камень? Какой-то он на вид был деревянный. А из камня торчал меч. Очень странный, почему-то в ножнах, завязанных двумя парами кожаных ремешков*.
*Никто Марине, конечно, не сказал,
но сделано это было для того,
чтобы хоть на время церемонии
заставить Экскалибур молчать.
Из самых первых саней уже выходил бородатый мужчина в раззолоченной одежде. На крыльце стояла дородная, очень дорого одетая женщина с хлебом на ярком полотенце.