— Вам стало хуже?
— Нет-нет, дело совсем не в этом! Я надеялся, что вы сможете подсказать мне: где я могу найти князя Пожарского?
На этот раз взгляд Кощея был гораздо более пристальным. Пугающе-пристальным.
— Зачем он вам?
— Я…
Взгляд немигающих жёлтых глаз словно надвинулся и стало тяжело дышать.
— Говорите правду, молодой человек!
Шеду чуя опасность, переступил с ноги на ногу и всхрапнул, но Кощей ткнул в его сторону пальцем и велел:
— Стоять! — и на удивление, каменный голем послушался его и замер.
Фарид покрылся испариной:
— Я не могу раскрыть приказа Марварид…
— А-а! — давление ослабло, словно мыльный пузырь лопнул. — Она тоже почувствовала, м-хм. Старушка хочет присмотреть, что ж… — у Фарида после этих слов от ужаса чуть сердце не остановилось, но тут Кощей осчастливил его согласием: — Хорошо, молодой человек… как вас зовут?
— Фарид!
— Фарид, я возьму вас с собой. Если вас не смущает дикий предрассудок об опасности перемещения порталами.
Портальные перемещения мало кому удавались, а о тех, кто был способен, поговаривали, что они трогаются умом. Но не за один же раз, наверное?
— Я готов! — постарался изобразить максимальную бодрость Фарид.
— Вот и отлично. Отправляемся.
Кощей поднял руку, и тут из-за фонтана высунулась крошечная трёхцветная мордочка.
— Мяу! — пропищал котёнок и заковылял к Кошу.
— Ах ты, хитрюга! — Кощей присел и посадил котёнка на ладонь, пригладил взъерошенную шёрстку. — Эк тебя угораздило! Хочешь со мной?
Котёнок тоненько пискнул и начал тыкаться архимагу в ладонь.
— Заход с козырей, — усмехнулся Кощей. — Надо было предполагать, что старый целитель, столько лет работающий со смертью, имеет некоторую слабость к кошкам. Всё-таки, мало в мире существ, способных путешествовать по изнанке миров.
Он сунул котёнка за пазуху и кивнул Фариду:
— Идём.
С понедельника мы в кардиологии на обследовании, главы будут: вторник, четверг, суббота, в силу нехватки времени. Воскресенье под вопросом. Всем спасибо за понимание!
10. СОМНЕНИЯ И ИХ ОТСУТСТВИЕ
МАТЬ ИМПЕРАТОРА
Они даже не заскочили в посольство и летели несколько часов подряд, пока под брюхом у Змея не показались отроги Уральских гор. Тут, возле небольшого родничка, Хэби сделал остановку, развёл костёр и позволил девушкам отдохнуть. Еды у них не было, циновок и ковров тоже, так что сидели обе на тёплом змеевом хвосте.
— Хорошо хоть, в доме Пожарского нас накормили, — проворчала Момоко.
— Да уж, стол был заставлен, словно в последний раз, — грустно улыбнулась Сатоми.
— Как всё по-дурацки вышло! — Момоко не оставляла досада. — Я не доросла совсем немного. Если бы не это падение, я бы уже забеременела… А теперь что⁈ Как мы предстанем перед отцом?
Сатоми сунула в костёр прутик с раздвоенной вершинкой и теперь смотрела, как на кончиках разгораются маленькие язычки огня.
— Ты никого не родишь…
— Что?.. — потерянно переспросила Момоко.
Хэби, не перекидываясь в человеческую форму, почти испуганно развернулся к девушкам и придвинулся очень близко к Сатоми:
— Что ты говоришь, девочка? — Сатоми молча протянула ему ладонь, старый змей приник к ней лбом и потрясённо уставился на серьёзную принцессу: — Но как⁈
Она пожала плечами:
— Я не знаю, как так вышло. В последнее время я иногда вижу… тени будущего…
Да, как сегодня. Что-то толкнуло её взять кисть и вывести над кроватью то послание, хотя Момоко как всегда нетерпеливо покрикивала от входной двери. Сатоми видела, как её единственный мужчина стоит рядом — только спустя несколько часов — и хмуро смотрит на надпись.
Пламя жадно лизало прутик. Одна из веточек, потоньше, прогорела и упала в костёр пепельным кусочком, оставив после себя лишь обугленный пенёчек. Зато загорелась следующая, пониже.
— Я видела. Я рожу сына и отдам ему всю свою силу. До капли.
— Сатоми, что за бред? — раздражённо спросила Момоко. — Зачем всю? Какой смысл?
Ответ был таков, что Момоко мгновенно забыла о том, что только что злилась.
— Я умру при родах. Я вижу это совершенно отчётливо. Поэтому, чем метать искры из глаз, думай: как будешь его воспитывать. Всё-таки он должен стать величайшим императором Ниппон-кокку в истории.
Потом они снова погрузились на встревоженного Хэби. Момоко непривычно молчала. Сатоми молчала тоже. Её занимали сложные мысли.
Сегодня — там, на площади, с трудом подняв веки, потому что даже для этого приходилось превозмогать чудовищную боль, она увидела, как Кузьма превратился в меч. В тот самый, великий и легендарный меч.
И теперь она думала, как рассказать об этом сыну, чтобы не поколебать его разум. Написать письмо? Надёжнее всего будет оставить его Хэби, вот уж у кого сложнее всего что-нибудь отобрать. Но, всё-таки, нужно ли? Да, это честный жест. Но принесёт ли он пользу? Сатоми продолжала терзаться сомнениями.
А ВЫ НЕ ЖДАЛИ НАС, А МЫ… НУ, ДОПУСТИМ, ПРИЕХАЛИ
Всё-таки дом в Засечине был большой. За прошедшие недели его как следует привели в порядок, и разместились мы вполне успешно, только что палаты были не каменные, а деревянные. С другой стороны — дышать легче! Обратно плюс.
Управляющие расстарались, организовав в господском крыле даже галерейку с зимним садом. Эта галерейка вызывала у меня, Кузьмы и Горыныча некоторую тревогу — а ну как нападать на нас начнут? Размолотят ведь вдребезги все старания. Горыныч немедленно заявил, что завтра же — нет, сегодня же! — займётся страховочными заклинаниями и всяческими укреплениями.
— Ты тогда уж и от огня пройдись, — попросил я его, — у тебя это сильно хорошо получается. И дом, и пристройки, и особенно — склады. Ежли к нам голод движется, бить будут по больному. Запасы пожгут — народец ведь запаникует, а нам…
— Этого не надоть! — хором, как кхитайскую мантру, повторили Змей с Кузьмой.
— Поставлю защиту, — сурово пообещал Горыныч, — не переживай.
И ушёл — ставить. А вернулся — к парадному столу. В честь прибытия хозяина засечинские уж расстарались. Стол накрыли длинный, как я люблю, чтоб можно было чин по чину всех клановых усадить — не так уж нас пока и много.
Так или сяк — вроде, и повод скорбный: царя убили, а вроде и сами чудом живы остались. В общем, речи говорили разные, чарок подняли несколько — и поминных, и заздравных. Долго не сидели — поели да обживаться по новым комнатам пошли, только мы с Горынычем засели в кабинете, винишко пряное потягивать да думу думать, как мы наше житьё-бытьё обустраивать будем.
Вскоре пришёл Кузя, усмехаясь и крутя головой.
— Чего там опять? — полюбопытствовал Горыныч.
— Да-а… Иду я сейчас, слышу: в библиотеке ребятня собралась. Пятеро их уж теперь, Болеславовы пичуги тоже насмелились в люди выйти.
— Ну?
— Чё «ну». Стешка Матвея и спрашивает: что, мол, про Серого Волка да Иван-царевича? Где уж они услыхали?.. Я постоял, послушал. Ой, братцы, чего он им наплёл! Семь вёрст до небес, да всё лесом! Помимо молодильных яблок — и кражу жар-птицы туда присунул, и невесту, которую какой-то промежуточный царь заполучить хотел!..
— Справедливости ради, — Горыныч отхлебнул из своего бокала, — невеста была. И невнятный царь тоже. И даже жар-птица!
— Так ведь не в конце, не в конце же! — Кузя потёр лицо. — А про меня там вообще слова нет.
— Да и забей, — махнул рукой Горыныч. — Про меня тоже там нет. И про Дмитрия нет. Ровно и не было нас…
Мда. Вот, вроде, всё правильно мы сделали, а один хрен обидно.
Да и история, в общем-то, простая. Девчонку ту, Машу, что я из пожара спас, захотел альвийский царёк сосватать. Всё бы ничего, только слухи про него ходили, что балуется дядя нехорошими ритуалами, а жёны его больше года не живут, и наша Машуня должна была стать аж девятой. Рюрик сказал, мол, нафиг нам такие расклады? Такой зятёк нам не нужен! В общем, от ворот поворот выписал.