Я хмыкнул.
— А ты на поводу у них не иди! Ишь, лентяи. Бюргеры уж триста лет грамоте учёные, давным-давно на специальных машинах пашут-сеют и что там ещё положено. Сметана — машинкой — вж-ж-жик — и готово! А наши всё боятся. От чего? От дремучести!
Я с глубочайшим недоумением уставился на Матвея. Нет, про автомобили я, конечно, знал, но что их можно применять в деревне, да ещё в крестьянском хозяйстве… Я-то — тоже дремучесть древняя, мне кроме как помощь големов и элементалей организовать, ничего в голову не пришло!
Манул неотрывно следил за замедляющимися засланцами.
— А приглядывать за учёбой Андрюху отправь. Ох, мужики его магического глаза боятся!
— И тебя, — добавил я. От этакого предложения Матвей взъерошился, как ёршик. — Я сразу хотел, да что-то решил тебя спросить. Спасибо за советы, кстати.
В результате, с мужиками я поговорил, практически полностью процитировав речь кота-Баюна, который в самом начале моего выступления со свистящим «ш-ш-шик!» выпустил огромные, отливающие зеленоватым магическим блеском когти, и на всём протяжении отеческого внушения лениво почёсывал ими свою шею.
Внушение же проходило в духе: что ж вы, сукины сыны, творите? Князь о вас заботится, аки отец родной, всё делает, чтоб вы не хуже бюргеров жили, а вы не цените, остолопы…
Пошли учиться, в общем. Под надзором Андрюхи и Матвея. Интересно, чем дело кончится?
26. ЗАМИНКИ
КАК ГРИБЫ
К расчистке строительных площадок был привлечён и Болеслав, упорно продолжающий изнурять себя Аристиниными уколами. В помощь Болеславу был отряжен Фарид, который, перестав стесняться, оказался весьма и весьма неплохим универсальным магом, а уж его целительские навыки и комплекция позволяли оказывать любую первую помощь и никаких проблем у него не возникало ни с тем, чтобы поднять пациента, ни даже дотащить куда-нибудь. Впрочем, обычно эта рабочая группа обходилась без эксцессов, лечилками.
В последующие дни деревеньки на расчищенных площадках начали расти споро, будто на дрожжах. Да как же им не расти, когда три-четыре десятка артельщиков собирают срубленные с осени крестьянские дворы, сложенные загодя на специальных площадках-складах пронумерованными наборами.
— Эк вы прозорливо, Дмитрий Михалыч, догадались! — восхищался управляющий Фёдор, содержащий под общим контролем движение всех рабочих групп и контроль за отпуском материалов. — И что не только избы понадобятся в столь многом количестве, а и печи придётся наново класть!
Действительно, одно дело подгнившие развалюхи разметать да на их месте новый дом вокруг печи поставить, и совсем другое — столь масштабное новоселье. Вот Фёдор, кажется, и начал подозревать во мне провидца — это ж надо было догадаться, чтоб заранее столько кирпичей заказать!
А я ни о чём ведь и не догадывался. Просто кирпичные заводики в Пожаре издавна были, и было их достаточно много. Вот я и велел тогда, в самом начале осени, чтоб мужики после чистки от наркопродавцев не задурели, обеспечить каждого работой по максимуму. Одни избы рубили, другие кирпичи лепили. Было ещё три соляных заводика — те сумасшедшими темпами соль заготавливали. И соль ведь пригодилась! Заготовка рыбы полным ходом идёт.
В общем, управляющий мой сам себя убедил, что или я что-то знаю от верных людей, или дивным образом прозреваю будущее. Собственно, а почему бы и нет? — подумал я и разубеждать Федю не стал. Мне же лучше. Загадочная репутация — она, знаете ли, порой лучше всяких убеждений работает.
Но были и сложности, мне первоначально в голову не пришедшие. Просто потому, что я маг и в любой момент температуру вокруг себя могу сделать комфортной. А печник — мужик обыкновенный, и в холодной избе печь сложить никак не сможет — раствор вместо того, чтоб схватиться, замёрзнет со всеми вытекающими неприятностями. Тепловых печёночных артефактов Горыныча для обеспечения в домах приемлемой температуры, напомню, всего три штуки. А печка не один день сохнет! Вот и представьте себе скорость возведения тех печей.
— Таким макаром мы до самой весны проколупаемся, и трети не сделаем! — Сетовал Фёдор. — Кинулись переносные чугунные покупать — как корова языком слизала. На рынках, сами знаете, хоть шаром покати, все кузнечные мастерские кланы под себя подгребли, никаких заказов на сторону, по своим перегруз, все ж к войне готовятся, а у деревенских кузнецов, которые попроще, и материалов в таких количествах нет, не говоря уже о прочем. Болеслав Константинович предложил, как компромиссный вариант, использовать маленькие переносные армейские печурки.
— Ну, вот. Чем не выход?
— Прожорливые они, Дмитрий Михалыч! Да это и не самое страшное. Маленькие они, на палатку рассчитанные. Сколько её кочегарить надобно, чтобы этакой малявкой стылый дом прогреть, да в мороз?
— Ну, это вообще не проблема! В готовую избу перед работой печника заходит маг и генерирует волну жара, а дальше маленькая печурка вполне может поддерживать небольшое необходимое тепло. С согревающей волной кто угодно из наших магов справится. Хоть Фарид с Болеславом, хоть мы с Кузьмой. Печки лепить — не пирожки, каждые пять минут из дома в дом бегать не надо. С утра прошлись, сколько надо изб нагрели — и дальше по своим делам, а уж подтапливать можно и подмастерьев поставить.
Однажды вечером за ужином в череде собранных за день новостей мелькнула и польская армия, которая по всем подсчётам должна бы была уже прибыть.
— Стало слышно, почему ожидаемого войска польского пока нет, — рассказывал Фёдор. — Поначалу-то они бодрым маршем шли. Окраины Белой Руси — одни деревушки малые. Половина панов помещиков полякам обрадовалась, а то, может, и поболее.
— А не панов? — неожиданно спросила магичка Юля и нахмурила тонкие бровки.
— Простых крестьян кто ж спрашивать будет? — рассудительно ответил Фёдор. — Да и что бы они могли противопоставить целому войску?
— Но ополчение… — не соглашалась так просто сдаться Юля.
— Ополчение успеть собрать надо, — возразил Горыныч. — И потом, не забывайте, у крестьян нет боевого опыта, нет навыков планирования подобных действий. Собранную людскую массу необходимо направлять, иначе она превращается в подверженную стихийным эмоциям толпу.
— И, кроме того, — Болеслав успокаивающе накрыл ручку жены, сердито сжимающую вилку, своей ладонью, — перед любым отрядом немедленно встаёт вопрос снабжения. Даже если им не нужно восполнять оружие — а еда?
— Мда-а-а, — протянул Матвей, голодное войско или разбежится, или начнёт мародёрствовать.
— Или то и другое вместе, — почти единодушно согласились мы.
— И, тем не менее, — продолжил Фёдор, уже под Минском пшеков встретили первые неприятности. Неизвестно откуда взявшиеся партизанские отряды атаковали растянутые на походе колонны в сумерках, а ночами и вовсе устраивали нахальные вылазки в спящие лагеря. Деревни, в которых поляки рассчитывали запастись продовольствием и отдохнуть, стояли пустые в полном смысле слова — никакой живности, ни старой хлебной корки, всё выметено подчистую, а дома выстужены, со снятыми дверьми и вынутыми окнами, даже и печь растопишь — не согреешься.
— Однако! — высказал общее мнение Горыныч.
— Литовские князьки, сидящие в редких городках, встретили польскую шляхту с поклонами и даже с ключами от городов, — Матвей на это выразительно фыркнул, — но сетовали, что им тоже носа из своих стен не высунуть. Заготовительные отряды попадают в засады, никакой жизни нет… Всё это замедляло продвижение войска польского, а у Смоленска они завязли окончательно. Непонятно, на чьей стороне оказался Смоленск, но местное ополчение однозначно выступило против поляков. Отрядов там множество, все разношёрстные. Кто, говорят, за Василия Скопин-Шуйского, кто за избрание нового царя, а кто вовсе за отделения Смоленского княжества в независимую землю, да и среди этих ладу нет, ещё не отделились, а уже власть делят. Какие-то вовсе казачьего атамана выкрикивают и вольность крестьянскую. Но все воюют против поляков кто во что горазд, да и город пока держится.