— Понятное дело.
— Парни — при отцах либо при ещё ком из старших. Редко кто в разные стороны разбегается. Я только одних Трубецких и знаю. И то, со свадьбы Лжедмитрия оба в Туле.
— Лжедмитрий — это теперь царевича так называют?
— Ну, а как его ещё назовёшь, если он альвами напрочь околдован?
Тут я не сказал ни «да» ни «нет», потому что лично царевича в глаза не видел, а без этого что-то однозначно утверждать — извините.
— А Трубецкие, говоришь, снова под одно знамя сошлись?
— Да шут их знает, под одно или под разные… Отец Трубецкой за Тулу стоит, там непонятно что мутят. То ли своего царя, то ли вообще боярское правление. А Юрка не один прибежал, с молодой царицей.
— Серьёзно?
— Мне что, дедовыми чоботами поклясться?
— Да ладно, я и так верю. И что царица?
Илья фыркнул:
— Говорят, примчалась, глаза по пять рублей, кулаками себя в грудь бьёт, что Лжедмитрий очарован. Юрка всех за неё агитирует, как за законную правительницу ввиду несостоятельности мужа.
— Ну, если она за царевича замуж вышла, когда тот уже невменяем был, то и брак законным не признают.
— О том и речь! — горячо воскликнул Илюха. — Какая ж она царица? Так, сбоку припёка.
Да уж, судьбе этой женщины я б завидовать ни в коем случае не стал.
— А про пленных слышно что? Которых в Академии захватили?
— Всех почти выкупили. И, заметь, родственники всех выкупленных как один перешли на сторону Тушинского самозванца — только после этого выкупы пошли. И все выкупленные из плена в Тушинском лагере сидят, а кое-кто даже на стороне поляков против Смоленска воюет.
Вот это неприятно.
— Думаешь, шантажировали их?
— Точно знаю. Серёгу Шереметьева помнишь, с экономического?
— Ну.
— Его отец тоже сперва к тушинцам пошёл. И почти месяц там толокся. А потом в Москву явился, с раскаянием! Он-то всё и рассказал. Что письма подмётные в родовом особняке появлялись, где в подробностях расписано было, как твоего ребёнка в плену истязать будут, если не согласишься на нужную сторону встать. Потом — куда явиться и сколько денег с собой принести.
— Ну, понятно. Судя по тому, что Шереметьев у тушинцев не остался, что-то не срослось с переговорами и возвратом?
— Да. Я с Сергеем знаком неплохо, вместе в хоккейную секцию года четыре ходили. От же тоже на боевой хотел, но отец настоял, чтоб он на экономический поступал… — Илья помолчал. — Последнее, что мы о нём знаем: сказал, что предпочтёт позорному рабству смерть.
— Сильно.
С другой стороны, это то, что старший Шереметьев пересказал. А младший мог лупануть что-нибудь вроде: «Да пошли вы нахер со своими предложениями!» Но, так или иначе…
— А Ванька?
Илья мрачно покачал головой:
— Про его родителей ни слуху ни духу нет. Они ведь…
Не дворяне, да, я помню.
— Может, им помощь нужна?
Илья засмеялся:
— Хотели бы они заплатить — половину Оловянных островов с потрохами купили бы! Тут другое. Принципиальные.
— Кому из дворян бы у них поучиться.
Илья посмотрел на меня искоса:
— Это точно.
Хотел спросить что-то, но передумал. Сказал вместо этого:
— Девчонок жалко.
— А кого взяли?
— Спроси, кого не отдали. Шаховской (если Шереметьеву верить) две недели как ужаленный бегал. Деньги предлагал, земли свои, услуги. Альвы его мурыжили, выжать побольше хотели. А он вдруг возьми да исчезни.
— Как — совсем?
— В особняке, говорят, заперся. Пьёт. У Людмилы-то, оказывается, какая-то редкая форма заболевания сердца была, с детства на специальных лечилках. Неделю без лекарств она бы не выжила. Две — это уже надежда и отчаяние…
— Ядрёна-Матрёна!
— Ага. А Драгомиров, вроде бы, Звениславку выкупил. Во всяком случае, в Тушино сидит, ждёт.
— Не приехала ещё?
— Неа. Не хотела, говорят, долго, упиралась.
— Помяни моё слово, не приедет.
— Это почему же?
— Не знаю. Предчувствие такое.
— Хм. А вот с Ягой, говорят, странное что-то случилось.
— Странное?
— Н-но. Это уж от вернувшихся слухи доползли, я прям не знаю, верить им или не верить.
— А что конкретно?
— Говорят, в общий подвал её принесли в адамантиевом ошейнике в три пальца толщиной. И чёрную…
— Чёрную? Как уголь?
— Да нет. Как в сказке, помнишь, про богатыря и наречённную невесту? Где девица лежала бревном, вся в коростах. Только Яга ещё и чёрная была.
Тут мы дошли до нужного кабинета, Илья распахнул дверь и заглянул внутрь, не заметив моего исказившегося лица. Вот так. Не удержала, значит, Ярена смертушку. Сможет ли выкарабкаться? Ох, вопрос.