Будет ждать.
Разве может поступить иначе?
Время пролетело быстрее, чем можно было представить.
Маша устроила грандиозную уборку, навела в квартире сумасшедше-идеальную чистоту, помогла с парой-тройкой утренников для подруг с детишками… на работе были заранее взяты отгулы – не стала переигрывать ситуацию. С блеском отыграла роль Снегурочки – внезапно нарисовавшийся знакомый искал помощницу, и они каждый день ездили и поздравляли друзей, знакомых и родственников. Было здорово. И очень помогало убить время. Быть занятой – значит, не думать. Тогда времени нет на грустные мысли. Вернее – ни на какие мысли нет времени. То, что она помнила о Данииле постоянно, было само собой разумеющимся. Думает ли он о ней вполовину столько, сколько она? Впрочем, это не её случай – Маша всегда жила ощущением причастности непричастной. Вроде и вместе, вроде и порознь. Вроде пара, вроде она и одна.
…Вскоре выпал снег и столбик термометра за окном соизволил опуститься ниже нуля. Белые-белые хлопья принесли с собой ощущение чистоты, новизны и радости. Новогоднее настроение быстро захватило город в добрый волшебный плен, на лицах людей чаще появлялись улыбки. Само время несло в себе ощущение чуда. По вечерам, в свете огней и фонарей, город преображался и выглядел ожившей сказкой. Хрупкие снежиночки на шапках и варежках детворы сверкали бриллиантовой крошкой, каждая девушка казалась если не принцессой, то вот-вот готовой превратиться в неё Золушкой, а женщины все, как на подбор, выглядели феями.
Маша хотела одного – чтобы время пролетело скорее и эта неделя наконец-то закончилась! И больше ничего не загадывала, не просила и не мечтала ни о чём. Просто работала Снегурочкой и исполняла чужие желания.
Когда она, улыбающаяся, раскрасневшаяся с улицы, входила в квартиры, и они с Егором-Морозом начинали отыгрывать программу, дети пищали от восторга, мамы чуть с опаской поглядывали на мужей. А им было чем заинтересоваться! Маша на самом деле была миленькой. Аккуратные черты лица, тонкая кожа, светлые, почти прозрачные серые глаза и чуть великоватый рот, губы слегка тронуты блеском – помадой Маша не пользовалась, любой цвет смотрелся на её полных губах вульгарно. Длинная светлая коса толщиной в руку была настоящей.
Прелесть, а не Снегурочка.
Машина грусть таяла в насыщенной весёлой программе. А ещё великоватая снегуркина шапочка, надвинутая по самые брови, падала на глаза и позволяла незаметно смахнуть не вовремя выступавшие слёзы.
Радость и смех ребятишек были самой настоящей наградой. И счастьем.
31 декабря
Наконец-то наступил долгожданный день, половину которого Маша провела в нетерпении. Делать было ничего не возможно, всё валилось из рук. Говорить ни с кем не хотелось, идти куда-нибудь – тем более. Не выдержав, Маша сама набрала заветный номер и замерла в ожидании ответа.
– Я ещё сплю. Ну что ты звонишь? Блин. Разбудила.
Его голос на самом деле звучал сонно. А ещё – недовольно.
– Прости…
Сердце лениво отстукивало в груди удары. Тук, тук. Тик, так. Как старые, уставшие часы.
– Нет, всё нормально. Приходи, как договаривались.
«А как мы договаривались?» – готово было сорваться с губ, но Маша произнесла:
– Да, хорошо. Конечно. До встречи.
Маша ждала вечера в состоянии лёгкого отупения. Бродила по дому, вытирала несуществующую пыль, одним глазом поглядывала в экран телевизора, машинально отвечала на телефонные звонки и поздравления по Интернету. Есть не хотелось. Готовить тоже. Даже гирлянду на небольшой ёлочке в углу комнаты включать не стала.
А потом легла спать.
Сон ей приснился странный. В нём был один Дед Мороз, одна она, Маша-Снегурка, и три Даниила. Она металась между Даньками, заглядывала в глаза, прикасалась к каждому со страхом и надеждой, осмелев, с силой ощупывала плечи, руки. И не могла выбрать одного из трёх. Они были разными, хотя – одним и тем же человеком.
Проснувшись, Маша долго массировала виски, пытаясь избавиться от тяжести в голове. Выпила чашку крепкого кофе, влезла в любимое, очень красивое и в то же время удобное вязаное серое платье. В прихожей надела курточку, в полузабытьи забыв про шарфик и перчатки, и вышла на улицу.
В высоких замшевых сапожках, в платье, оставлявшем открытыми коленки, светлой курточке с капюшоном она сама казалась Снегуркой. Или, скорее, маленьким потерявшимся рождественским эльфом, который исполнил все новогодние желания, а его собственное так и осталось всего лишь загаданным.
Сапожник без сапог. Эльф без сказки. Снегурка без Деда Мороза.