Марийке Хение, которая уже собиралась включить зажигание, отдернула руку и повернулась в мою сторону. Я впервые увидела близко ее глаза. Они были редко встречающегося светло-коричневого цвета.
– Очень заманчивое предложение, – сказала она серьезно, – но я еще не управилась с моей ужасной работой в доме.
– Я вас не задержу. А небольшой перерыв на выпивку при наведении порядка всегда помогает в дальнейшей работе.
Она кивнула и снова взялась за ключ зажигания:
– Вы меня уговорили.
Дома я без зазрения совести вытащила у Войтека остатки джина, который, смешанный с апельсиновым соком, лимоном и куском льда, за пять минут преобразился в коктейль. Опасаясь, что открывание банки затянется, я только пробила в ней дырку и высыпала орешки в тарелку. Госпожа Хение даже не успела выкурить сигарету, как на столике у кресел уже стояло все, что нужно.
– Бармен, пожалуй, не приготовил бы коктейль так быстро, – заметила она с уважением.
– Я не хочу, чтобы вы даром тратили время на ожидание, – ответила я.
Она сделала приличный глоток из бокала, при этом кусочек льда зазвенел о стекло.
– Я люблю пить не спеша… Если бы не та работа, которая ждет меня дома… Охотнее всего я сожгла бы все те вещи.
– Пожалуй, было бы жаль. Я не знаю, есть ли у вас учреждения, опекающие самых бедных. Если есть, им можно отдать одежду. А письма лучше всего отослать его родным.
– У него не было родных.
– Очень сожалею, что мне не удалось с ним познакомиться. Госпожа Девриеен говорила, что он интересно рассказывал о своих военных годах. После высадки союзников он участвовал в освобождении Голландии. Вам не попались в его вещах никакие военные реликвии?
– Я еще не добралась до них. Но мне кажется, у него были какие-то знаки отличия, он говорил об этом. Хотя, скорее, не он, а тетка. В шкафу висят два или три мундира, тронутые молью. Вот их нужно действительно сжечь, иначе я не избавлюсь от моли.
– А что вы хотите сделать со знаками отличия? Марийке Хение в этот момент пригубила коктейль и молча пожала плечами.
– Они уже вряд ли кому пригодятся, – сказала она, проглотив коктейль, и потянулась за орешками.
– Такие вещи не выбрасывают, – запротестовала я. – Если у него нет родственников, которые хотели бы их принять, я могла бы их, а также ордена и другие воинские награды, имеющие историческую ценность, передать в Варшаве в Музей Войска Польского.
– Почему бы и нет? Я охотно отдам их вам, раз от них еще можно получить какую-то пользу. – Марийке Хение удобнее уселась в кресле. – Я гораздо лучше чувствую себя после этого коктейля. – Она снова достала сигарету и закурила.
– Вы так же много курите, как и я. Но теперь я буду меньше курить. У меня кончился запас сигарет, привезенных из дома, а сын имеет привычку покупать табак и папиросную бумагу и сам делает из них сигареты. Мне же обычно это не удается, – сказала я, склонившись над табачным цилиндриком, который безуспешно пыталась воткнуть в тоненькую гильзу из папиросной бумаги.
Она протянула мне свою пачку.
– Не мучайтесь так.
Я отрицательно покачала головой.
– Этот табак очень хороший. Если удастся свернуть какое-то подобие сигареты, я испытаю двойное удовольствие – от ее вкуса и от преодоления своей неуклюжести. А вы не любите иногда бороться с трудностями?
Марийке Хение отпила глоток, кубики льда снова зазвенели, и бокал вернулся на столик.
– Вы угадали, люблю. Люблю поднимать планку, проверяя свои силы. В свое время я несколько лет жила в Штатах и, между прочим, ездила верхом; это было на ферме, где разводили лошадей. Справиться с молодой, необъезженной лошадью, со страхом, который одновременно был и стимулом… Или она сбросит меня, или я ее укрощу…
– И не сбрасывала?
– Ну конечно, иногда сбрасывала. До сих пор удивляюсь, что ничего тогда себе не сломала. Но в конце концов я оказалась «на коне».
Мне все же удалось сделать нечто такое, что я смогла прикурить. Я глубоко затянулась и взялась за коктейль, наверстывая упущенное.
– Очень хотелось бы бросить курить, – призналась я. – Курящий человек не хозяин сам себе. Но я не верю, что мне это удастся. Я курю даже в постели перед сном, мои приятельницы пророчат, что я когда-нибудь сгорю. Мне нравятся люди, которым удалось порвать с дурной привычкой. Курить обычно начинают в ранней молодости, по глупости, чтобы придать себе этакую видимость взрослости. И хотя первые сигареты всегда неприятны, через некоторое время уже поздно, у человека нет сил, чтобы отказаться от привычки затягиваться дымом. Утешает только то, что из всех дурных привычек эта наименее вредная, ее нельзя сравнивать с привычкой к алкоголю, не говоря уже о наркотиках. Кстати, в кафе в N. я недавно была свидетелем ужасного происшествия… – Я допила остатки коктейля.
– Кто-то напился? Прямо в кафе?
– Нет, гораздо хуже. Умер молодой парень, наркоман.
– Вы это видели?
– К счастью, нет. Парень сделал себе укол в туалете, и доза оказалась чрезмерной. Началась паника, приехала полиция.
– Где это случилось?
– «У Анзельма». Это большое кафе с молодежной клиентурой. Я зашла туда случайно, возвращаясь с рынка. Вы знаете, где это находится?
– Нет, никогда там не была. Я вообще не хожу в кафе. Предпочитаю рестораны.
– Кафе удобное место для встреч.
– В ресторане тоже можно увидеться, обговорить все дела и при этом съесть ленч или обед, не тратя зря времени.
– Госпожа Девриеен с восхищением назвала вас современной женщиной, которая понимает в бизнесе, между тем как она всю жизнь занимается только домом.
– Аннеке Девриеен принадлежит к старому поколению.
– Я тоже, но, к сожалению, вынуждена работать. Правда, моя профессия не связана с бизнесом. – Я потянулась за табаком и гильзой.
– Оставьте удовлетворение от преодоления трудностей на потом, когда я уйду, а пока закурите нормальную сигарету. Я не могу смотреть, как вы мучаетесь с этой папиросной бумагой. – Она протянула мне пачку сигарет того же сорта, какой курит высокий голландец. Это я заметила, еще когда она была у меня первый раз.
Я соблазнилась. Одновременно мне пришло в голову, что ей я могла бы сказать… Разумеется, не о смерти Янины Голень и находке шляпки от дождя, а о высоком голландце. Судя по ее высказываниям, она смотрит на жизнь весьма трезво и рассудочно. Именно такой человек мне нужен.
Марийке Хение взглянула на часы. И тут же я решилась.
– Я бы хотела попросить у вас совета…
– У меня? – Она удивилась, но тотчас же вежливо добавила: – Если это в моих силах…
– Я тут познакомилась с одним человеком, который оказывал мне разные услуги, помогал делать покупки, подвозил на машине…
– Молодой? – прервала она. Я рассмеялась.
– Он не из тех, кто охотится за пожилыми женщинами. Мужчина моего возраста. Меня это сначала несколько насторожило, но потом я подумала, что помощь иностранцу – это в порядке вещей. У нас в Польше иностранцам уделяют много внимания, чтобы они увезли с собой наилучшее воспоминание о нашей стране. В кафе «У Анзельма» я снова встретила того мужчину, хотя мы предварительно не договаривались.
Я подробно рассказала об обстоятельствах встречи.
– И теперь мне кажется, что он распространитель наркотиков.
– Почему вам пришло в голову, что он имеет к этому какое-то отношение?
– Потому что он явно подслушивал, о чем разговаривали те трое за соседним столиком, и исчез сразу после их ухода. Некоторые вещи я вижу сейчас в другом свете, хотя бы наши первые внешне случайные встречи. Наверное, он хотел как-то использовать меня…
– Потрясающая история! И что вы теперь намереваетесь делать?
– Сама не знаю. Но это не дает мне покоя. Я уже подумывала, не сходить ли мне в полицию. Но я ведь не смогу рассказать об этом человеке ничего конкретного.
– Мне трудно вам что-либо посоветовать. Если бы речь шла, например, о краже или другом обычном преступлении… А так… Вы хотя бы знаете, как его зовут?
– Нет, откуда… Ничего я о нем не знаю.