Спустя где-то минут пятнадцать я сумел прорыть достаточно глубокую дыру, чтобы выбраться из желудка. Вот только легче от этого не стало, скорее наоборот.
В отличие от людей, у которых внутренние органы были лишь прикреплены к стенкам внутренней полости тела, у драконов между органами находилась прослойка соединительных тканей. Они были куда мягче и гибче хрящей и сухожилий, чтобы органы могли смещаться вслед за движениями тела, но это всё-таки была не пустота.
И, докопавшись до внешней стенки желудка, я упёрся в эту самую соединительную ткань. Она была ещё прочнее, уступая чёрному железу, из которого был выкован топор Махуаса, максимум раза в три-четыре.
К счастью, особо толстой она не была и я смог её пробурить часа за четыре. А затем, судя по обилию крови, текстуре и характерному запаху, попал в печень.
Соблазн принять драконью форму и продолжить поглощать кровь из главного кроветворящего органа организма был настолько высок, что я не стал ему противиться. И за пять часов увеличил плотность мировой ауры в своих тканях ещё втрое, а физическую мощь — в два с лишним раза.
Но в конце концов главным и наиболее важным в драконьем теле было именно сердце. И хотя я не считал, что потратил это время зря, так как дополнительная сила могла помочь мне добраться до сердца быстрее, останавливаться в печени я не собирался.
Плотность тканей печени была сравнительно небольшой, так что до противоположного её края я добрался быстро. Отсюда уже отчётливо ощущалось биение огромного сердца, медленное и размеренное, несмотря на ту боль, что дракон наверняка испытывал из-за меня.
А ему явно было больно. Судя по перепадам давления, за всё это время титан несколько раз вставал и даже взлетал, а его разъярённый рёв отдавался во внутренних органах оглушающим гулом.
Но сделать что-либо с наглым клещом, посмевшим копаться в его внутренностях, здоровяк не мог. Ему оставалось только маяться и рычать, и надеяться на регенерацию.
Она, на самом деле, у титана была поразительно высокой. Когда я закончил поглощать кровь из печени, то обнаружил, что отверстие, через которое я в эту самую печень попал, уже затянулось.
Так что его жизни ничего не грозило, даже при том, что я всё ближе подбирался к сердцу. Сколько бы я крови титана ни выпил, её общее количество не уменьшится даже на сотую долю процента, а все поражения внутренних органов затянутся за ближайшие сутки.
А ту боль, что он испытывал, можно было считать расплатой за то, что в своей гордыне решил, что не пережёвывать пищу — это хорошая идея.
Ещё один слой соединительных хрящей, на этот раз преодолённый за два с половиной часа вместо четырёх. После чего я вывалился в окружающую сердце мягкую подложку. Через неё пробраться было уже проще простого.
И, наконец, мои пальцы коснулись поднимающейся и опадающей стенки сердца. Из-за того, насколько титан был огромным, оно сокращалось всего пару раз в минуту или около того, так что прямо-таки биением это назвать было нельзя.
Однако огромная энергия, которую я ощущал буквально кожей, от этого ничуть не уменьшалась. Предвкушая нечто невероятное, я пробурил дыру в стенке сердца и вплыл внутрь против потока устремившейся наружу крови.
Драконью форму пришлось принять просто для того, чтобы не сгореть в обжигающей мировой ауре, даже несмотря на закрывавший меня чёрный лёд. К счастью, пространство внутри сердца шестикилометрового титана было более чем достаточно.
А затем я просто снял всю защиту, позволив тяжёлой, густой и плотной крови титана окутать меня целиком.
Она была горячей, куда больше ста градусов по Цельсию, но куда сильнее обжигала скрытая в ней мировая аура. По сравнению с той кровью, которую я пил в желудке и даже в печени, здесь будто бы было жерло вулкана, в которое я самовольно сиганул.
Боль, к которой я уже начал привыкать после того, как моя собственная мировая аура стала плотнее, а тело — крепче, вернулась с новой, и даже большей силой.
Но хотя бы сейчас не нужно было следить за приказами. Всю концентрацию можно было пустить на процесс усвоения и уплотнения энергии.
Причём здесь он был намного эффективнее, так как мировой ауре было некуда улетучиваться: её концентрация снаружи была выше, чем внутри. Так что, хотя бо́льшая часть всё-таки терялась, КПД с десяти процентов вырос до почти сорока.
И от столь стремительно нарастающей мощи я, наоборот, ощущал невероятный, ни с чем не сравнимый восторг. Если бы боль была хоть немного поменьше и в голове не проскакивали мысли о суициде, пожалуй, я так мог бы и мазохистом стать.