Это бы всё равно не помогло. От моего сердца осталась хорошо если половина, такое даже приказу отмены не исцелить. Тем более что я находился посреди сражения с Фаоклитецией и любая слабина, которую я показал бы, тут же стала бы фатальной.
Но просто для удовлетворения того гнева, что переполнил меня, это было бы прекрасно.
Впрочем, даже без этого засохший пень богини природы почуял свой шанс. Грозовое копьё пробило насквозь моё тело, а заодно задело и Фаоклитецию.
И с одной стороны это можно было считать маленьким успехом, ведь и мой противник тоже был ранен. Но затем произошло то, чего я никак не мог ожидать.
Из дыры, появившейся на стволе богини природы начали прорастать новые ветви. Тоненькие, будто жгутики медузы, однако их были тысячи и десятки тысяч.
Они моментально преодолели пару метров, разделяющих нас, и проникли в моё тело, тут же начав разрастаться, распространяясь от разорванного сердца по венам и артериям по всему организму.
Я мог бы сжечь их, но тогда пришлось бы отвлечься от вливания потока молний и пламени в пасть Фаоклитеции. И тогда шансов одолеть грёбанное дерево точно бы не осталось.
Казалось бы, какая разница? Я всё равно сдохну. Зачем продолжать думать о победе?
Но одна вещь вселяла в меня надежду: второго удара молнии не последовало.
Синорд продолжал поддерживать барьер пламени, а вот Сальвия вместо того, чтобы обрубать лишние ветви, атаковала Гамранта, не позволяя ему меня добить. И хотя во внешнем мире её ранг был лишь сорок третьим при его сорок четвёртом, здесь они сравнялись достаточно, чтобы магесса смогла держаться.
Мне оставалось «всего лишь» найти способ, как не умереть и победить Фаоклитецию, после чего, хотелось надеяться, Кассий вытащил бы меня из дворца и помог исцелиться своим сорок пятым рангом.
Проблема была в том, что моя жизнь была под угрозой не только из-за разорванного сердца, но и из-за богини природы, чьи щупальца продолжали ковыряться внутри моего тела.
Я пока держался, несмотря на копошащихся внутри червей, благодаря тому, что мои внутренние органы тоже получили крещение в мировой ауре. Но их прочность всё-таки во много раз уступала и моей шкуре, и тем более адской броне.
К тому же не прошло и пары секунд, как эти ветви начали высасывать жизненную силу из меня самого. Похоже, Фаоклитеция могла пожирать своих жертв не только пастью.
Проведя в постепенно мутневшем сознании несложный расчёт, я понял мягко говоря неприятную истину. Я не успею сжечь этот засохший пень, прежде чем он выжрет меня изнутри. И уж тем более не успею это сделать до того, как отключусь от потери энергии и крови.
Нужно было что-то иное, чтобы выжить.
И единственное, что пришло на ум — использовать силу собственного мира.
Правда, на этот раз не мира жизни. Хотя он мог бы помочь, у меня в арсенале было кое-что куда более подходящее под ситуацию.
Остановив поток молний и пламени, уже и так начавший затухать из-за стремительного истощения моего тела, я влил всю имевшуюся мировую ауру в Дар пожирания.
Из-за того, что разум уже подёрнулся дымкой, расширить область малого мира даже на тридцать метров от тела мне бы не удалось. Но этого и не требовалось, чтобы охватить всё сравнительно небольшое тело Фаоклитеции.
Жизненная сила, поступающая в сухой пень, оставшийся от богини природы через корни от всего огромного древа дворца, хлынула в меня.
В ту же секунду поток моей жизненной энергии, высасываемый проникшими в тело ветвями, также увеличился. Даже мёртвое дерево смогло понять, чем для него это чревато.
И началась смертельная игра в перетягивание каната. А мой разум тем временем продолжал мутнеть.
Я смутно почувствовал, как меня атаковали ещё раз, куда-то в район живота. Как крупные ветви Фаоклитеции оплели меня плотным коконом, не позволяя двинуться даже на сантиметр. Как остановились те ветви, что нападали на оставшихся в кубе Кассия людей.
Однако ничего из этого меня не волновало. Я будто бы погрузился в глубочайший транс, и единственное, что осталось в сознании — это задача по поддержанию мира пожирания.
Я уже даже забыл, зачем это было нужно, забыл, что моё сердце было разорвано на кусочку, забыл, что умираю. Не осталось ничего, кроме меня, обхватившего Фаоклитецию лапами, и неё, обвившего меня ветвями, продолжавших вытягивать друг из друга жизненные соки.
Пропал Палем, исчез Катрион, испарился Данброк, растворились Эллиса, Шиито, Исма, Рей, Руби, Рахира, Дьюлла, Мо, Кассий, Рейн и все прочие. Ничего больше не существовало, кроме моего врага и порочного круга взаимного пожирания, в котором мы застряли.