На этом рукопись обрывалась.
Хейворд наблюдал за мной.
– Джин, это то, о чем я… грезил, когда в последний раз принимал наркотик времени. Обычно грезы бывали четче этой, в ней есть слепые пятна и провалы, с которыми моя память почему-то бессильна справиться. Но наркотик показал мне, что происходило в моей доисторической жизни, множество воплощений назад. Мы победили – точнее, наши боги победили. Этих захватчиков, этих тварей… – Его перебил протяжный крик, раздавшийся очень близко. Голос Хейворда сорвался, но он закончил фразу: – Прогнали обратно в их мир, в их измерение, и запечатали проход, чтобы они не смогли вернуться. Все эти тысячелетия он оставался закрыт. Он был бы закрыт до сих пор, – с горечью продолжил Хейворд, – если бы я не открыл его в ходе экспериментов, если бы соблюдал описанные в «Тайнах Червя» меры предосторожности. Теперь они сожрали Мейсона, и этого хватит. Не спрашивай, откуда я знаю. Чтобы отворить врата между нашим миром и их жутким измерением, нужна была жертва, и теперь полчища тварей хлынут на Землю… Именно так они попали сюда в первый раз. Посредством человеческой жертвы…
– Послушай! – Я жестом заставил его замолчать. Пронзительные крики прекратились, но снаружи слышался слабый писклявый стон. Хейворд не шелохнулся. – Может, это Мейсон?
Я вскочил и бросился к двери. На миг я замешкался, но потом распахнул дверь и шагнул на песок. Стоны стали громче. Хейворд медленно подошел ко мне. Его зрение было острее моего, и он вдруг удивленно воскликнул, заметив что-то в густом тумане.
– Боже милосердный! – Он показал рукой. – Ты только посмотри!
Я увидел, на что он указывает, и в оцепенении замер, не в силах отвести взгляд.
На тихоокеанском берегу, рядом с желтой полосой света, падавшего из открытой двери, было нечто неправильное, бесформенное. Оно кое-как двигалось к нам по песку, тихо постанывая. Когда оно оказалось прямо на свету, мы отчетливо увидели, что это такое.
Хейворд зашатался и захрипел, будто хотел закричать, – но не смог выдавить из себя ни звука. Я отпрянул, от ужаса прикрыв рукой глаза.
– Не подходи! – хрипло закричал я. – Бога ради, не подходи! Ты… ты… ты не Билл Мейсон… стой, где стоишь, черт возьми!
Но существо ползло к нам. В тусклом свете на месте глаз виднелись черные слепые провалы. С него заживо содрали кожу, руки оставляли на песке красные следы. На окровавленной голове зловещей тонзурой блестел белый участок голого черепа.
Это еще не все, но я не в силах описать жуткие и отвратительные перемены, произошедшие с существом, которого некогда звали Биллом Мейсоном. Оно менялось прямо на ходу!
Его тело подверглось ужасным метаморфозам. Оно как бы теряло контуры и в конце концов, растянувшись на песке, принялось не ползти, а извиваться. Мне стало ясно! За считаные секунды все результаты эволюции человека были отменены! Существо полностью потеряло человеческий облик; оно изгибалось, как змея, отчего я вздрагивал и испытывал тошноту. Оно таяло и скукоживалось, пока не превратилось в гадкую вонючую жижу, и вот от него осталась лишь черная лужица омерзительной слизи. У меня вырывались невнятные истерические проклятия. И вдруг меня пронзил лютый холод. Высоко в тумане прозвучал долгий призывный крик.
– Они здесь, – прошептал Хейворд, схватив меня за руку и сверкая глазами. – Получили жертву и теперь прорываются в наш мир!
Я повернулся и одним прыжком преодолел расстояние до входа в коттедж. Неестественный ледяной холод сковывал мое тело, препятствовал движениям.
– Беги! – крикнул я Хейворду. – Не стой как дурак! Хватит и одной жертвы! Что толку, если погибнешь и ты?
Он заскочил в дом, и я накрепко запер дверь.
Пронзительные потусторонние крики теперь доносились со всех сторон, словно твари перекликались друг с дружкой. Мне почудилось, что в этих воплях теперь звучало предвкушение победы.
Рулонная штора со щелчком и шорохом скаталась, за окном заклубился туман, образуя фантастические фигуры. Внезапный порыв ветра сотряс раму, едва не разбив стекло.
– Господи, атмосферные помехи! – сдавленным голосом прошептал Хейворд. – Несчастный Мейсон! Джин, смотри на дверь!
Сначала я ничего не увидел. Затем дверь выгнулась внутрь, словно снаружи на нее надавили с невероятной силой. Панель громко треснула, и я затаил дыхание. Но дверь приняла прежнюю форму.
На металлической ручке осталась белая изморозь.
– Этого… не может быть, – произнес я, ничего не соображая, дрожа от пронизывающего холода.