Во-вторых, даже если Нейрагу по каким-то причинам обретал разум, достаточно продвинутый для построения сложных логических цепочек, необходимых для выбора Дара, вряд ли его первым выбором стало бы «определение правды».
Мир Майигу работал по принципу «сильнейший получает всё, а слабый — ничего». А умение понимать, врёт тебе собеседник или нет, не слишком полезно в выживании или тем более в завоевании своего места под солнцем. Какая разница, сказал правду или солгал тот, кто бьёт тебя кулаком в нос?
Дар определения правды способен появиться лишь в мире вроде Единства, где Майигу из кого-то вроде феодалов, каждый со своей землёй и крепостными, превратились в плюс-минус обычных членов общества, глобально не слишком отличавшихся от людей.
Но даже так для появления живого детектора лжи было необходимо, чтобы родители-Майигу с рождения намеренно и обстоятельно подталкивали своего ребёнка к формированию именно такого Дара.
При том, что дети Майигу рождались не Майигу, а такими же монстрами, как и их родители, и были вынуждены проходить через всё те же процессы, обретая полноценный разум лишь в момент обожествления, проще было сказать, чем сделать.
Да и мало какие родители хотели бы для своего ребёнка судьбы вечного слуги и, фактически, инструмента, ведь Дар, в отличие от магии, уже нельзя было изменить.
Я не брался утверждать наверняка, но был почти уверен, что даже в Башне Стали таких, как Фампа, было не больше трёх-четырёх Майигу. И хотя Форт тысячи висельников был одной из крупнейших колоний Единства, да к тому же поставлял редчайшие и ценнейшие руды, сюда, где вина всех и каждого уже была доказана, а приговор приведён в исполнение, такого как Фампа никогда бы не отправили. Это была бы напрасная трата ресурсов.
А потому Янну и приходилось использовать для выяснения правды подобные «примитивные» методы. Впрочем, от их примитивности боль, которую они причиняли, меньше не становилась.
Хуже всего было то, что мне нельзя было использовать исцеление, иначе то, что мои кандалы не работали, тут же стало бы понятно. И так как пытаться сопротивляться было бессмысленно, а говорить правду я, разумеется, не собирался, оставалось только терпеть.
Судя по всему, доводы Шимгара оказались достаточно убедительными, чтобы Янну поверил в мою виновность. По крайней мере, с учётом того, что ни о каких фактических доказательствах моей причастности к бунту, сильно упростивших бы жизнь нам всем, они мне так и не сообщили, иных причин пытать меня аж восемь часов кряду я придумать был не в силах.
С каждым часом цена за победу над Аргиронтом и получение доступа к компромату на кодлу Амалы становилась всё больше и больше. Хорошо хоть, что живой глаз мне выколоть Янну так и не додумался. Потерять его уже в третий раз было бы слишком.
Тем не менее, продемонстрировать свою креативность ему всё-таки удалось. Вырывание зубов и ногтей, переломы костей, причём не поперёк, а вдоль, чтобы растрескавшиеся на тонкие щепочки, они впивались в плоть, доставляя в разы больше мучений, вскрытие живота с медленным и неторопливым разрезанием всех мышц пресса на лоскутки, разрезание мяса на ногах и руках, чтобы, добравшись до костей, царапать, бить и пилить их, а в завершение использование его Сущности какого-то огненного типа для прижигания всех нанесённых ран, а также нанесения множества сильнейших ожогов.
Во время перестроек организма под воздействием самых разных сил я испытывал мучения и похуже. Но чистая боль, разливающаяся по телу из самых его недр, и пытки, наносимые кем-то другим, были совершенно разным опытом.
Тем не менее, для того, чтобы заставить меня выдать что-то кроме уже сказанного ранее, а также хрипов, смеха и подколок, которыми я сам себя подбадривал, Янну нужно было потратить куда больше времени.
И в конце концов ему то ли надоело, то ли он устал, то ли понял, что прямо сейчас ничего нового я им не скажу. Так что приказал дежурившему неподалёку целителю меня подлатать и вернуть к остальным.
Тело Майигу, даже при трансформации в человека, было невероятно живучим и выносливым. Так что даже после восьми часов пыток, получив лечение, я смог добраться до площади, где меня ждали двадцать восемь других заключённых, на своих двоих. И только там я уже позволил себе рухнуть прямо на камень, благо на этот раз заставлять меня стоять ровно стражники не стали.
Где-то час у Янну, Шимгара и Диоклерта ушёл на то, чтобы сопоставить полученную от нас информацию, после чего они снова вернулись на всё тот же пригорочек, и Шимгар снова начал зачитывать список имён тех, кто может возвращаться в камеру.
Правда, на этот раз вместе с ним был зачитан и другой список. Тех, в чьей виновности они уже не сомневались, а также их наказания за содеянное. Минимальным временем, приплюсованным к сроку отсидки, было двадцать пять тысяч лет.
К счастью, во втором списке моего имени не было. К сожалению, его не было и в первом.
Это означало, что ещё ничего не закончилось.