После того, как я убил стольких, скольких смог, моей следующей целью стали поглотители. Теперь, оказавшись непосредственно в зверинце, я мог сосчитать их точнее и третьих эволюций тут оказалось двадцать три штуки.
В отличие от тех, что содержались в зоопарке Ресфали, эти в большинстве своём не отличались каким-то особо экстравагантным внешним видом. Где-то половина тварей и вовсе мало чем отличалась от, пусть сильно искажённых и деформированных, но людей. Там, где княжеский клан брал качество экспонатов, Экандуга, похоже, решили взять количеством.
Однако мне на внешность поглотителей было совершенно наплевать. Для меня были важны только из “сердца”, и внешность тварей на них слабо влияла. Так что неразборчивость создателей этого зверинца была для меня настоящим подарком.
И ещё одним бонусом было то, что, в отличие от третьих эволюций в зоопарке Ресфали, тут эти ребятки содержались не в стеклянных коробах. Поглотители тут содержались в клетках из толстенных стальных прутов, а в относительно безобидном состоянии их оставляли металлические цепи, плотно обмотанные вокруг их тел.
Ну, и ещё непонятная, в моих глазах чуть подсвеченная алым жидкость, текущая по длинным трубкам, продетым сквозь звенья цепей и через множество катетеров вводимая в тела поглотителей тоже явно играла в удержании тварей не последнюю роль.
В голову пришла крайне неприятная мысль о том, что, если меня поймают, то я вполне могу оказаться ровно в такой же клетке, закованный в цепи и с непонятной отравой, поступающей через иглы в моё тело. Скорее всего я даже стану лучшим экспонатом этой коллекции.
Задача прикончить всех восьмерых оставшихся в зверинце людей тут же обрела дополнительную мотивацию.
Залетел в ближайшую клетку. К счастью, промежутки между прутьями были достаточно широкими, чтобы я смог сделать это без особого труда. После чего заскочил на спину четырёхметрового поглотителя и пробил обеими руками пульсирующий нарост у него на плече.
В ту же секунду меня по пояс окатило какой-то едкой желчью, от которой моя кожа начала дымиться и дико зудеть, а одежда — дымиться и плавиться. К счастью, это того стоило и в моих пальцах оказалось зажато по “сердцу”.
Правда, сразу сожрать их мне не дали, пришлось прыгать вверх, уворачиваясь от проникших в клетку корней. А следом я, уже давно стянувший противогаз, учуял знакомый сладковатый запах смертельного яда Экандуга.
И на этот раз плотность этого яда в воздухе оказалась такой, что я смог даже увидеть исходящее от ядовитого облака свечение энергии. Похоже, создали эту ядовитую магию стремительно приближающаяся четвёртая ступень.
Однако, неожиданно, мощность их магии стала для меня крайне выгодна. Теперь я мог увидеть, где в окружающем воздухе меньше отравы — и направиться туда.
Скорость ядовитых облаков, что они контролировали, тоже была куда выше, чем я помнил по противостоянию с третьими ступенями во время нападения на поместье Тизен. Но этого преимущества оказалось достаточно, чтобы я смог, выскочив из клетки и оттолкнувшись от её крыши, рвануть вбок, на пару секунд выныривая из ядовитого облака.
А тогда уже стало возможно закинуть в рот оба “сердца”, у третьей эволюции бывших размером с небольшие абрикосы, и быстро-быстро разжевать.
Воспоминание о “сердце” четвёртой эволюции, что я сожрал последним, оставило у меня неприятное послевкусие. Содержавшаяся в нём СИЛА была слишком большой для меня и, если бы не то, что эта СИЛА меня параллельно лечила, я бы отбросил коньки банально от того, что моё тело разорвало бы изнутри.
Однако “сердца” третьей эволюции для меня были идеальны по количеству наполнявшей их СИЛЫ. И я бы даже с восторгом поприветствовал это чувство переполнявшей тело мощи.
Если бы не вновь появившаяся боль от перестройки организма. После того, что случилось с моими глазами я уже понял, что это неизбежно. Но до последнего надеялся, что всё-таки случится некое чудо и мои метаморфозы остановятся просто на белых глазах слепца и заострившихся ногтях.
Чуда не произошло. Более того, я с первой же секунды понял, что масштаб изменений, которым я подвергнусь на этот раз, будет несравним со всем, что я испытывал до сих пор. И, вероятно, идея о том, что я смогу одновременно сражаться и жрать “сердца”, была одной из самых больших ошибок в моей жизни.
Отвратительный писк миллиарда комаров наполнил уши.
В нос ударил запах моей собственной крови вперемешку с адской смесью из ароматов какой-то тухлятины, гноя, перебродившего пота, серы, тухлых яиц и ещё множества самых мерзких запахов, что я только мог и не мог придумать.
Едва ли не худший коктейль вкусов взорвался на языке.
Кожу будто содрали с тела по живому и, набив металлическими опилками, тлеющими углями и целым роем агрессивных муравьёв, натянули обратно.
Дичайшая боль пронзила каждую кость, сковала каждую мышцу.
Лёгкие будто наполнились водой, сердце сошло с ума, то останавливаясь, то пускаясь в бешенный галоп, желудок взбунтовался, заставив меня опустошить его содержимое.
К этому моменту я уже потерял какую-либо возможность сопротивляться. Единственное, что я мог хотя бы понять — это то, что я рухнул на пол и теперь стоял на четвереньках, заливая блевотиной собственные руки.
Через несколько секунд меня кто-то с силой ударил в бок. Я перевернулся на спину, раскинув руки в стороны, однако на фоне творящейся со мной жести боли от пинка даже не почувствовал.
Кажется, мне что-то говорили, что-то спрашивали, я мог расслышать доносившиеся сквозь комариные писк голоса. Ещё пару раз пнули.
Затем я ощутил, как моё плечо что-то пронзило насквозь. Плавающее в океане агонии сознание с запоздание в несколько секунд додумалось до того, что это, должно быть, корень Лариата Ресфали. Потом ещё три корня пронзили второе плечо, а также бёдра. Я поднялся над землёй, подвешенный на корне, будто пришпиленная бабочка.
Бабочка в коллекции энтомолога.
Подобные фантазии являлись ко мне в ночных кошмарах. Меня действительно ловили и распинали на лабораторном столе. И не как Тириан, хоть и с определённой безуминкой, но хотевший помочь.
Без какой-либо жалости, с единственным желанием выпотрошить меня и превратить в чучело, органы извлечь и заспиртовать в банках, а череп вскрыть и копаться в моём мозгу до тех пор, пока я не превращусь в овощ.
И эта мысль о бабочке, напомнив мне обо всех этих являвшихся мне кошмарах, о том, почему я горел таким желанием уничтожить империю, несмотря на силу и возможности, что дала мне кровь поглотителей, подействовала как удар тока.
В голове родилось понимание. Сейчас, чтобы хоть что-то сделать, мне нужны были не сила и не скорость. Мне было нужно, чтобы отступила боль, сковавшая тело лучше любой смирительной рубашки.
И, как уже не раз было, критическая ситуация вкупе с предельным сосредоточением мыслей, позволила этому желанию превратиться в магический приказ. А когда я вложил в него ману, боль, копошившаяся в каждом уголке моего тела, вдруг будто сдуло порывом шквального ветра.
Осталась лишь какая-то опустошённость и отстранённость. Словно бы моё тело мне больше не принадлежало, будто бы я был лишь наблюдателем, просто смотревшим на мир белыми глазами слепца.
Впрочем, возможно, отчасти причиной был не приказ-обезболивающее, а то, насколько по-иному начал ощущаться окружающий мир. Теперь, когда боль отступила, я мог без отвлекающих факторов проследить за тем, как меняется под воздействием СИЛЫ и межмировой энергии моё тело и восприятие этим телом всего вокруг.
И неожиданно это не ощущалось странным или неправильным. Если раньше моё странное зрение было будто бы совершенно не к месту, то теперь я ощущал, что постепенно двигался к полной гармонии всех органов чувств.
Они уже не будут человеческими. Станут тоньше, острее, более отточенными и совершенными. Однако даже не в этом было самое большое изменение.
Как и мои глаза, остальные органы чувств начинали перестраиваться, чтобы идеально соответствовать главной задаче: поиску энергии. Теперь для меня энергия будет иметь не только алый цвет, но и особый звук, свой запах, специфичный вкус, будет по-иному ощущаться на коже.